Пираты московских морей

22
18
20
22
24
26
28
30

Лапушкин сел, торжественно водрузил миску на плетеную подставку и медленно стал открывать пакет со сметаной. Эта синяя, с облупленной эмалью миска выглядела на шикарном полированном столе чужеродной замарашкой. Пан Пилсудский разрешал Лапушкину пользоваться любой посудой, водившейся на судне в избытке. Но эта миска прошла с ее хозяином столько трудных лет… И утренний чифирь он заваривал в помятой алюминиевой кружке, которая была, пожалуй, постарше самого Лапушкина: она досталась ему от бывалого вора, «доплывшего до края», когда они ни за что ни про что отбывали по две недели в карцере.

Да, с этой посудой столько было связано в скитаниях бывшего зэка! Но самое-то главное: и миску и кружку можно было после еды просто бросить в раковину и не заниматься нудным мытьем!

«Уж слишком я стал популярным в последнее время, — рассуждал Егор, старательно разжевывая жестковатые пельмени. Аппетита гость ему не испортил. — То на “стрелку” приглашают, то без приглашения в гости заявляются. И все по имени-отчеству величают. Хорошо это или плохо?»

— Может, не побрезгуешь пельмешками? — спросил он «кепарика». — Сварил две пачки. Как знал, что гость пожалует.

— Спасибочки вам. Не надеялся, что хозяин такой хлебосольный, поел загодя. А ты на меня не обращай внимания, питайся.

Лапушкин пытался раскусить гостя: небритый, как Абрамович и все кавказцы. Держится просто, не пытается выдать себя за блатаря. Но от опытного уха Егора не укрылся легкий лагерный налет в его речи. Так даже самого образованного жителя Иванова всегда выдаст пара-тройка невольно проскользнувших в разговоре словечек, ударений. А кавказца, хочет он этого или нет, подведет то, как он строит фразу. С сидельцами — похожая история. И, как бы ни пытался мужик в кепарике скрыть, по непонятной причине, свое пребывание на зоне, Лапушкина ему провести не удалось: земко приглядываясь к гостю, он понял, что человек этот — кавказец и опытный вор, не раз побывавший «за речкой».

— И долго будешь молчать? — поинтересовался Лапушкин.

— Да, боюсь, чтобы ты пельмешкой не поперхнулся.

— Выкладывай, зачем пожаловал?

— На огонек завернул, — усмехнулся гость. — Из Испании.

Эта улыбка — то ли она есть, то ли ее нету — разрешила сомнения Егора. «Чеченец он. Точно, чеченец».

— Хочу перекупить у тебя, Игорь Гаврилыч, тот товар, что ты прячешь на «банкетоходе». Меня не интересует, сколько капусты тебе отвалили прежние заказчики, я выкладываю триста.

— Тонн? — с замиранием сердца уточнил Лапа.

— Мы же серьезные люди! — с хорошо упрятанной иронией ответил гость.

«Вот пруха, так пруха! — порадовался Лапушкин. — Грех не воспользоваться».

О том, что придется держать ответ перед прежними нанимателями, он даже в голову не взял. Решил, что к тому времени, когда придется отчитываться, его и след простынет. И совсем уж к месту пришла в его кудрявую голову запоздалая мысль: убрав взрывчатку с теплохода, он спасет уйму народу. О том, кого собирается пустить «в расход» «гость из Испании», Лапушкин сейчас не думал. Триста тысяч баксов мешали.

— Забирать «товар» предпочитаю ночью, — сказал «кепарик». — Нечего светиться лишний раз. Есть другие предложения?

— Да нет… — Егор помедлил несколько секунд. В нужный момент он соображал быстро. — Подойду к Речному вокзалу на яхте, ошвартую ее где-нибудь в сторонке, а сам на ялике подгребу к трапу. Заныкаю коробки потом на этой красавице. Возьмете их в любой момент.

Человека, который вот-вот отсчитает ему триста тысяч баксов, назвать «на ты» у Егора язык не повернулся.

— Коробки не трож! Оставь там, где заныкал. «Начинку» переложишь в кофры…