«Ну, вот! Повесили трубку. Теперь и не узнаю, кто звонил. А если случилось что-то серьезное?» — подумал он с сожалением. Но телефон тут же снова зазвонил.
Теперь женщина уже не шептала, а говорила в полный голос.
Сердито говорила.
— Вы, Дмитрий Антонович, почему так грубо со мной разговариваете?
Якушевский разулыбался. Это была Лидия Павловна.
— Ну, наконец-то! — радостно сказал капитан.
Но Лидия Павловна снова что-то зашептала.
— Да говорите вы по-человечески! Вас же не понять! Щебечете, щебечете, как воробьиха.
— Опять грубите! Вы же сами говорили: вокруг враги! Могут подслушать.
— Где и когда мы встретимся? — спросил Якушевский, одной рукой засовывая злополучный отчет в стол.
— На прежнем месте. Помните? Под сиренью.
— Сирень давно отцвела! — буркнул весело капитан. — Но я помню.
«До чего же она красива, — думал Якушевский, приближаясь к скамейке, на которой сидела Лидия Павловна. — “Кошечка!”» Он рассердился на себя, вспомнив рассеянное выражение лица «лидера профсоюзов», его холодные глаза.
— А я думала, вы опоздаете, — разочарованно сказала «кошечка». Но по лицу было видно, что она рада видеть капитана.
— И тогда бы вы устроили мне выволочку?
— Вы как ежик. Колючий. Я вам очень нравлюсь?
— Глаза бы мои не смотрели! — буркнул Димон и сел на скамейку на некотором расстоянии от Лиды. — Ну, рассказывайте, где вас черти носили?
— Но принесли-то сюда, к вам!
— Ладно, проехали! Рассказывайте обо всем подробно, с деталями. Будем сидеть здесь до темков.
— Ну, раз до темков, то слушайте. Прежде чем выйти на лестничную площадку, я заглядываю в дверной глазок… Это очень плохо?