Миля над землей

22
18
20
22
24
26
28
30

Он отводит взгляд от тарелки:

– Ну, для начала слишком это серьезный вопрос.

Я закидываю ноги на свой стул и поворачиваюсь к нему, уделяя ему все свое внимание.

– У нас тут ужин из пяти блюд. Времени полно.

Грудь Зандерса вздрагивает от смеха, а на губах появляется расслабленная улыбка. Он косится на меня, мгновение колеблясь, а потом отодвигает свою тарелку.

– Когда семь лет назад меня пригласили в «Чикаго», у меня уже была определенная репутация со времен учебы в колледже. «Чикаго» искал защитника, кого-то, кто мог бы защищать других парней на льду, и я подошел по всем параметрам. В следующем году я как бы продолжил в том же духе, но только в следующем сезоне, когда обменяли Мэддисона и мы в итоге подписали контракт с одним и тем же агентом, дела действительно пошли в гору. У Рича возникла идея создать для нас эту сюжетную линию. Мэддисон – золотой мальчик в хоккее. Его все любят, и противоположностью этому являюсь я – отличный игрок, которого все ненавидят. Мы на это повелись, и оба сорвали куш на нашем маленьком дуэте. И я не собираюсь врать. Я тогда чертовски наслаждался каждой минутой.

Я понимающе киваю, зная, как сильно Зандерс дорожит своей репутацией.

– До этого года, – продолжает он. – До сих пор в моей жизни не было никого, на кого негативно повлияла бы моя медийная персона. А сейчас тот факт, что ты восприняла меня не таким, какой я есть на самом деле, пугает тебя и чертовски убивает меня, Стиви. Если бы я мог вернуться на семь лет назад и изменить все с самого начала, я бы это сделал.

– Почему бы тебе не изменить это сейчас?

Он испускает глубокий, смиренный вздох:

– Это – мой образ в хоккее. Я в середине сезона перезаключения контрактов, и «Чикаго» хочет, чтобы я представлял этот образ. Иначе они мне не заплатят. По крайней мере, Рич так считает.

– И это все? Все дело в деньгах?

На его лице появляется чувство вины.

– Ну, на самом деле нет.

– Тогда в чем дело, Зи?

Он не отвечает, его глаза бегают по сторонам, но он отказывается смотреть на меня.

– Мне страшно, – бормочет он себе под нос.

Я недоверчиво усмехаюсь:

– Ты же ничего не боишься.

Он устремляет на меня полный честности взгляд.