Миля над землей

22
18
20
22
24
26
28
30

– Останавливаю ее. – Зандерс говорит спокойно и сосредоточенно. – Ты сказала то, что тебе нужно было сказать, и, насколько я могу судить, я бы не хотел слышать ничего, что она могла бы возразить. Пока она не научится говорить с тобой, она не будет с тобой разговаривать. По крайней мере, не в моем доме.

Я делаю несколько глубоких вдохов, успокаиваясь. Или, по крайней мере, пытаясь это сделать.

– Ты в порядке? – тихо спрашивает он.

– Она такая стерва.

Из его груди вырывается смех.

– Да, она такая. Но ты в порядке?

Я делаю долгий глубокий вдох:

– Да, в общем да. Это было приятно.

– Черт возьми, да. Молодец, детка.

Я хотела бы сказать, что не знаю, откуда взялась эта новообретенная уверенность, но это было бы ложью. Она возникла благодаря почти двухметровому хоккеисту в татуировках и золотых украшениях, который не дает мне забыть о том, чего я сто́ю.

– Я просто хочу, чтобы она приняла меня такой, какая я есть, и тот факт, что ее одобрение или его отсутствие так сильно меня беспокоит, приводит в бешенство.

– Не хочу читать тебе нравоучения, Ви, но правильные люди, те, кто заслуживает того, чтобы присутствовать в твоей жизни, примут тебя именно такой, какая ты есть. Это то, чему я быстро научился в последнее время.

Я склоняю голову набок, выражение моего лица смягчается, недавний гнев рассеивается.

– Я принимаю тебя таким, какой ты есть.

Он морщит нос, а потом садится рядом и, спихнув меня со стула, усаживает к себе на колени.

– Я знаю. – Слова сопровождаются быстрым поцелуем. – И я принимаю тебя, но что более важно, в какой-то момент тебе нужно будет самой принять себя.

Тьфу, ну что за мужчина.

– Хорошо, мистер «Почти десять лет терапии». – Я утыкаюсь ему в шею, мой голос приглушен его кожей. – Я действительно принимаю себя.

Он отстраняется, заставляя меня посмотреть в его карие глаза.

– Правда?