Совпадает. Сразу после того, как я вступил в лигу, она стала предпринимать попытки пробраться обратно в мою жизнь.
– Есть ли у меня какие-нибудь братья или сестры, о которых мне следует знать?
Она выдыхает недоверчивый смешок.
– Нет.
Я несколько раз киваю:
– Ясно. Не звони мне больше.
Ее карие глаза смотрят в мои.
– Ты серьезно?
– Предельно серьезно.
Я просто вижу, как крутятся колесики у нее в голове.
– Я знаю, как ты скрываешься от прессы. Я знаю то, что они захотят узнать. То, за что они
В отчаянии она хватается за соломинку.
– Дерзай. Я больше не скрываюсь. Если хочешь рассказать им, какая ты ужасная мать, и броситься под автобус, – пожалуйста. Я скрывал тебя, потому что мне было стыдно, что моя собственная мать не может любить меня, но мне нечего стыдиться. С меня хватит. И с Линдси тоже, но ты придаешь значение неправильным вещам. Когда ты уйдешь, кто будет рядом с тобой? Твои сумочки? Твоя обувь? Твои деньги? Это печальная жизнь, мама, и я больше не сержусь на тебя. Мне тебя просто жаль.
Как, черт возьми, эта женщина вызывала у меня столько паники на протяжении многих лет? Она того не стоит. Никогда не стоила. Из нее сочится отчаяние, и это почти что трогательно. Сейчас, глядя на нее, я ничего не чувствую. Она ничего для меня не значит.
– Ты знаешь, что я винил отца в том, что ты ушла? Тебя не было рядом, чтобы злиться на тебя все эти годы, поэтому вместо этого я злился на него. Но этот человек остался и надрывался ради меня и Линдси. Уйдя, ты оказала ему услугу. Он заслуживает гораздо большего, чем ты.
– Эван…
– Тебе пора. – Я встаю со стула, и Рози встает вместе со мной.
Мать колеблется, ее брови недоверчиво приподнимаются. Она встает, берет свою сумку и разглаживает блузку. Я веду ее к двери, чувствуя, как неохотно она следует за мной.
– Твой рейс вылетает в два, и тебя выпишут из отеля через час, так что на твоем месте я бы поторопился и собрал вещи.
– Что? – Она потрясенно останавливается в коридоре перед моей квартирой.