Мимо меня проходят солдаты в рваных зеленых мундирах, их взгляды сначала устремляются на меня, потом на удаляющуюся фигуру Беатрис. До меня доносится их смех.
Еще один приступ тошноты.
Я молюсь, повторяя слова, которым меня учили в детстве и которые в последние месяцы я произносила чаще, чем за всю свою жизнь. Сейчас я молюсь за Беатрис, за отца, за брата, за моего будущего ребенка, молюсь за всех нас.
Проходят минуты, проходит целый час. С каждым мгновением ожидания усиливается мой страх – я боюсь, что, возможно, не увижу больше ни Беатрис, ни отца. Как без него мы будем жить? Примет ли нас мой двоюродный дедушка? Как мы это переживем?
И как раз в тот момент, когда моя паника достигает пика, Беатрис выходит. По ее виду не поймешь, удалось ли ей воплотить свой план. Она одинаково держится и одержав победу, и потерпев поражение.
Она останавливается в метре от меня с мрачным выражением лица.
– Я не смогла его вытащить. Но мне удалось его увидеть. Он ранен, но с ним все в порядке. Зол на меня за то, что я пришла. – Она сглатывает. – Они запихнули его в камеру с десятью другими мужчинами, словно животных в клетку.
– Что они собираются с ним делать?
– Даже не знаю. – Ее молчание красноречивее любых слов.
– Беатрис.
– Они расстреливают людей. Три раза в день. Каждый день. – Выражение ее лица становится убийственным. – Че нравится такое расписание.
На этот раз меня действительно тошнит, и содержимое моего желудка оказывается на земле передо мной.
Беатрис тут же подбегает, молча гладит меня по спине и убирает волосы с моего лица.
– Что с тобой происходит? – спрашивает она, пристально глядя на меня, как только я выпрямляюсь.
Я качаю головой, вытирая губы носовым платком, который достала из сумки. Во рту я чувствую едкий привкус.
– Сейчас не время.
Впрочем, долго я не смогу скрывать свое положение.
Беатрис не настаивает, но в глазах у нее читается вопрос. Я замечаю, что ярко-красная помада на ее губах размазана. Мне становится страшно.
– Что там произошло?
Она качает головой, закрыв глаза.