Она встает, безлично-вежливо улыбается мне и, вернувшись на свое место, переключает внимание на мужчину, сидящего рядом. Он обнимает ее за талию, усаживает к себе на колени и целует в шею.
Я отворачиваюсь. Щеки пылают.
Атмосфера в зале меняется. Мужчины становятся более развязными, женщины благосклонно (или притворно благосклонно) принимают знаки внимания. Момент наступает, выбор за мной. Нет, мне невыносима мысль о том, чтобы провести остаток вечера в объятиях Фиделя.
Этот человек привык добиваться своего. Думаю, сегодня я достаточно его заинтриговала. Пусть подождет – надеюсь, так будет лучше для нашего плана.
А сейчас мне больше нечего ему предложить.
Я удаляюсь, не оглянувшись на Фиделя. Брюнетка провожает меня тяжелым взглядом. Золушка покидает бал – не хватает только сброшенной туфельки. Если бы сказочная героиня заплатила за обувь столько же, сколько я, она бы не разбрасывалась башмачками.
Такси везет меня обратно из Гарлема в мою гостиницу. В окне проплывают силуэты небоскребов. Завтрашний день я проведу в Нью-Йорке, а вечером вернусь самолетом в Палм-Бич и родственники примутся расспрашивать меня о том, как я повеселилась в Хэмптонсе. Не запутаться бы во лжи!
Что мне делать, если родителям станет известно, где я была на самом деле? От Алехандро отец отрекся из-за участия в нападении на президентский дворец. А что ждет меня за вечер в компании Фиделя? В семье я всегда считалась папиной любимицей, однако отцовская любовь не безгранична.
Расплатившись с таксистом у дверей своего отеля, я собираюсь подняться в номер, но замкнутое пространство, голые стены и уродливое покрывало совсем меня не привлекают. Передумав, я иду в отельный бар. В присутствии Фиделя я старалась много не пить, чтобы алкоголь не развязал мне язык и не позволил эмоциям вырваться из-под контроля. Сейчас в моей крови столько адреналина, что успокоить нервы не помешает.
Я ищу взглядом вчерашнюю добросердечную официантку. Может, именно из-за нее я сюда и пришла: хочется простого человеческого участия. Но она, видимо, сегодня не работает.
Вечером здесь более шумно, чем было днем. После пирушки в Гарлеме в компании революционеров и тирана меня, конечно, вряд ли напугает какой-нибудь разговорчивый клерк. И все-таки исподтишка направленные на меня взгляды – любопытные, заинтересованные, жадные – несколько беспокоят.
Я нахожу себе место за барной стойкой и жду, когда бармен – молодой красивый парень немного постарше меня – подойдет и примет мой заказ.
Готовя коктейль, он разговаривает со мной, а протягивая мне бокал, улыбается и подмигивает.
Первый же глоток алкоголя ударяет в голову, и на меня волнами накатывают воспоминания о прошедшем вечере: о сказанном, об услышанном. Мистер Дуайер наверняка захочет получить подробный отчет. Американцам должно быть небезразлично, что Фидель интересуется Конго и, похоже, собирается повторить свой кубинский «успех» в других странах (правда, каким образом – пока неясно).
Я делаю еще один глоток и еще один. Кубики льда постукивают о толстые стенки бокала, алкоголь согревает мне горло. Мама пришла бы в ужас, если бы увидела меня сейчас: утратив царственную осанку, привитую мне ее воспитанием, я устало сижу в углу второсортного бара.
Вместе с напитком бармен подал мне дешевую салфетку с названием отеля: я промокаю ею глаза. Может, зря я не пошла наверх с Фиделем? Если бы мне выпала возможность его убить, я бы, наверное, сделала это.
Внезапно мне становится почти нестерпимо одиноко в этом огромном городе, вдалеке от всего того, что дает мне силы: от запаха
Какой-то мужчина в нелепом оранжевом костюме и безвкусных часах задевает меня локтем. Он уже не первый раз толкает меня и не извиняется. От чрезмерной жестикуляции содержимое бокала расплескивается по барной стойке. Я вжимаюсь в стену, словно бы пытаясь стать невидимой.
Наконец мужчина уходит, и некоторое время я сижу одна.
Но вот соседний стул опять скрипнул. Я отворачиваюсь от нового нарушителя моего уединения.