Это произнесено шепотом, но в номере стоит такая тишина, а мое сердце бьется так громко, что это вполне можно счесть за крик.
— Мне не хочется оставаться этой ночью одной, — говорю я, делая неуверенный шаг в его сторону.
Подойдя к нему почти вплотную, я останавливаюсь и, обняв его за шею, подтягиваю его голову к себе так, что еще чуть-чуть, и наши губы соприкоснутся.
— Ты веришь мне? — спрашивает он.
Да.
— Не больше, чем остальным. А ты поцелуешь меня? По-настоящему?
Вместо ответа он легко прикасается к моим губам и, обняв меня за талию, тесно прижимает к себе. Он целует меня с неожиданной нежностью, точно мы только-только узнаем друг друга, приноравливаемся друг к другу в объятии.
— У меня это не первый раз, — говорю я.
Мне кажется, я знаю его уже достаточно хорошо, чтобы не переживать из-за его реакции и не ждать осуждения. Но в то же время мужчины такие странные в этих вопросах, что невозможно предугадать, что он скажет.
— И у меня не первый, — с насмешливой улыбкой произносит он, ведя рукой по моей спине к застежке платья. — Сейчас начнутся сложности, — предупреждает он, расстегивая первую пуговицу.
— Сложностей я не боюсь, — шепчу я, целуя его в шею.
— Чего нельзя сказать обо мне.
Он расстегивает еще одну пуговицу. И еще одну.
Платье падает на пол.
Что меня больше всего удивляло в тех томных вечерах украдкой, когда мы с Билли валялись голышом на диване, пока его родители где-то прохлаждались, так это возможность чуть-чуть узнать другого — рассматривать веснушки на спине, прислушиваться к вздохам, ощущать дрожь тела, но в остальном все было загадкой. Мне казалось, физическая близость, возникшая между нами много лет назад, была ключом, дававшим доступ в запертую комнату, где хранится уйма интересного, тогда как на самом деле это была совсем другая комната — неинтересная, с продавленным диваном и скучным видом на дорогу.
Я не готова открыться Сэму целиком, и сейчас радуюсь тому, что между близостью телесной и душевной есть разница, и я могу выбирать, какую часть себя отдать другому, что есть свобода выбора.
Мы падаем на кровать, неуклюже шарим руками, и вот уже последняя одежда летит на пол, наши конечности переплетаются, и тут я хохочу во весь голос.
— Ты потрясающая, — шепчет мне Сэм.
Я улыбаюсь и, извернувшись, сажусь на него верхом.
— Мне хорошо, — говорю я, ловя его губы ртом.