– Мы не можем, Арра. – Его лицо искажается от боли и желания. – Ты видела, что случилось, когда мы коснулись друг друга у реки.
У меня покалывает губы, и призрак нашего объятия остается во мне, словно последствия шторма. В моем теле сменяют друг друга холод и жар, это шокирует и восхищает. Я делаю шаг назад. Мне так хочется попробовать на вкус его губы, изучить его рот и почувствовать, как его тепло переплетается с моим. Я хочу, чтобы он заставил меня забыть Дахо.
– Я могу не дожить до вечера, Руджек, – произношу я, сглатывая ком в горле. – Я не хочу умирать, не зная, каково это – целовать тебя.
Руджек прислоняет факел к стене и притягивает меня к себе. Я утыкаюсь в его теплую шею, и меня вновь одолевает желание.
– Ты не умрешь, – заявляет он низким и тяжелым голосом. – Я этого не допущу.
Я поднимаю голову и смаргиваю слезы.
– Обещаешь?
Руджек дотрагивается до моего лица руками, и я дрожу всем телом.
– Обещаю.
Я закрываю глаза, и он впервые целует меня по-настоящему. Его мягкие губы нежны, как лепестки роз, а язык жарче лавы. На вкус он как зима, солнце и теплый ручей. Мои руки двигаются в поисках опоры, и он притягивает меня к себе. Я провожу по его шее, плечам и спине. В ответ он тоже исследует мое тело. Его пальцы ощупывают мою ключицу. Его прикосновение оставляет огненный след, который заставляет меня желать большего. Мы отстраняемся друг от друга, и у меня горят губы. От его антимагии звенит в ушах и чешется кожа. Голова ужасно кружится, и тяжело двигаться из-за усталости – но это того стоило.
– Это было…
– Великолепно.
Коса упала мне на лицо, и Руджек заправляет ее за ухо, касаясь пальцами моей щеки.
– Все хорошо?
– Да, – выдыхаю я. – А у тебя?
– Чувствую небольшую слабость.
Мы смотрим друг на друга в тишине, которая тянется слишком долго – мы знаем, что больше не может быть никаких поцелуев. У них есть последствия. Мое внимание привлекает странный камень на ступеньках позади Руджека. Я снимаю его с потрескавшейся лепнины и достаю из ниши завернутый в ткань кинжал. Только на него не повлияло время в этом дворце. Рукоять инкрустирована золотом и серебром, и на обеих сторонах клинка выгравированы символы.
Руджек стоит как вкопанный, в его глазах плещется боль.
– Не делай этого, Арра.
– Я должна, – говорю я, с шипением выдыхая воздух. – Я уже смирилась с этим.