Твой личный враг

– Все, что хочешь, – шепчу я. – Я не дура и не думаю, что ты будешь сидеть и ждать, когда я наконец решусь на что-то. Ты можешь устраивать свою жизнь так, как считаешь нужным.

– Предлагаешь мне на время завести кого-нибудь? – в замешательстве глядя на меня, спрашивает Саша. – Думаешь, что я вот так просто уйду с дороги и оставлю тебя этому мудаку, у которого послужной список больше количества сотовых абонентов города?

– Я же говорила, что он здесь ни при чем, – выдыхаю я, внезапно чувствуя себя ужасно усталой, вымотанной этим разговором. – Не вмешивай его сюда, пожалуйста.

– Послушай, что я тебе скажу, Мира! – четко выговаривая каждое слово, бросает Саша. – Плевать я хотел на него. Все, что меня волнует, – это ты. И я от тебя не отступлюсь. Думаю, ты должна знать меня достаточно хорошо, чтобы понимать, что я просто так не сдамся. Что бы ты там себе ни напридумывала, я буду бороться. Мне не важно с кем: с Благовым, который запудрил тебе мозги, или с тобой, позволившей ему это сделать. Я буду бороться за тебя и за наше будущее. Это тебе понятно?

– Это твое право, Саш, – тихо отвечаю я, шокированная его выпадом. Он всегда был таким рассудительным и спокойным, что эта эмоциональная вспышка застает меня врасплох. – Я не могу приказывать тебе, что делать и как себя вести. Я прошу у тебя время и даю его тебе.

– Мне не нужно время, чтобы понять, что я люблю тебя, – говорит он с нажимом. – А ты любишь меня. Я знаю это. Просто ты немного сбилась с правильного пути, но я помогу тебе вернуться туда, где все пошло наперекосяк. Переезжай ко мне. Обещаю, ты не пожалеешь.

Я вновь качаю головой.

– Ты не слушаешь меня, Саш. Слушаешь, но не слышишь, – шепчу я, даже не пытаясь скрыть дрожь в голосе, а потом глубоко вздыхаю и говорю то, о чем еще утром боялась даже думать: – Я не уверена, что наши отношения переживут это. Может быть, ты готов простить мне Сочи и забыть. Но я не готова. Ну, не могу я вычеркнуть все, что там случилось, и жить дальше, как ни в чем не бывало. Все изменилось. Я изменилась. Мне нужно разобраться в себе.

– Разбираясь в себе, ты собираешься видеться с Благовым?

– Это маловероятно, – говорю я тихо, не в силах спрятать горечь, которой пропитан мой голос.

Саша грубо матерится и смотрит на меня так, словно видит впервые.

– Я одного не могу понять, – говорит он, чеканя каждое слово. – Как он умудрился так быстро окрутить тебя? Объясни мне, Мира. Это просто уму непостижимо. Или… – Он внезапно замолкает. – Вы общались до поездки в Сочи?

– Да нет же, Саш! В тот первый вечер я говорила, что видела его лишь однажды. Еще летом. Я не лгала.

– Даже если так… Мира, послушай меня, этот мудак испоганит тебе всю жизнь. Он уже портит ее, он ссорит нас с тобой. Не делай этого. Не позволяй ему.

– Да не в нем сейчас дело! Во мне, Саш! – Я сама не замечаю, как теряю терпение. – Неужели ты думаешь, что для меня это все легко? Я изменила тебе! Я! В жизни не думала, что могу посмотреть в сторону другого человека, и сделала это. Неужели ты не понимаешь, насколько сложно мне принять это? Принять такую себя? Мне сейчас стыдно даже просто смотреть на тебя, а ты хочешь, чтобы я к тебе переехала. Все, чего я прошу, – это время, чтобы все это разложить в своей голове. Только тогда у нас с тобой еще может что-то получиться.

– Ты сама-то веришь в то, что говоришь? – Он тянется через стол и берет меня за руку. – Ты, которая всегда говорила мне, что нужно жить чувствами, сейчас пытаешься положиться на разум?

– Да, Саш! Я пытаюсь! Потому что если я поставлю на чувства, то вместе мы уже точно не будем.

Вслед за этими откровенными словами за столом воцаряется тишина. Ну, вот и все, думаю я с внезапным спокойствием. Я сказала это. И никто пока не умер. И я еще не рассыпалась на кусочки, и Саша все еще рядом, по-прежнему крепко сжимает мою ладонь.

– Высказалась? – спрашивает он грубовато, видя, что я не собираюсь продолжать. – А теперь послушай меня! Внимательно послушай, потому что повторять я не буду. Из твоей жизни я не уйду и не позволю тебе уйти из моей. Тебе нужно время? Бери! Но не жди, что я в это время буду послушно стоять в сторонке.

После этого Саша резко встает с дивана, тянется к бумажнику и бросает на стол две тысячные купюры. Он уходит, а я еще долго сижу, уставившись в одну точку на вельветовом диване. Опустошенная. Снедаемая чувством вины. Но с чувством, что я наконец-то сделала что-то правильно.