Твой личный враг

22
18
20
22
24
26
28
30

– Громов Андрей Владиславович, – с распирающей гордостью декламирует она.

– Звучит отлично, – впервые с тех пор, как вернулась из Сочи, я совершенно искренне улыбаюсь.

От нежности к маме, которая с искрящимися глазами сидит на больничной койке и укачивает малыша, в груди разливается тепло. Она в этот момент такая искренняя, счастливая и выглядит такой юной – и не скажешь, что между ее детьми почти девятнадцать лет разницы.

Мы с ней находимся в современной палате частного родильного дома. Папа недавно уехал домой переодеваться – он пробыл здесь всю ночь и присутствовал при родах. И хотя я видела его лишь мельком – меня привез, а его забрал водитель, он, как и мама, выглядел совершенно ошалевшим от свалившегося на него счастья.

– Как ты себя чувствуешь? – спрашивает мама, осторожно укладывая маленького Андрюшу в прозрачную кроватку.

– Лучше, мам, честно. Спасибо, что выслушала меня.

Сейчас я не лукавлю. После сумбурной истерики накануне мне словно легче дышится, и тьма стала не такой непроглядной. И пусть я все еще растеряна, сбита с толку и обижена, но желание провести остаток жизни, забившись в угол своей спальни, уже не кажется мне таким привлекательным.

– Что собираешься со всем этим делать? – интересуется мама.

– Утром Саша написал. Он вернулся из Швеции. Хочет встретиться и поговорить.

– Решила, что ему скажешь?

– Пока нет.

– Можно я дам тебе один совет, Мира? – Мама дожидается моего кивка, прежде чем продолжить: – Не позволяй людям и обстоятельствам влиять на твои решения. Никто лучше тебя не знает, какой путь правильный. Слушай только себя и свое сердце – поверь, я знаю, о чем говорю. Мы с твоим отцом в свое время столько дров наломали по глупости. А все потому, что слушали других, а сами разучились разговаривать. В жизни нет ничего лучше правды, какой бы горькой она ни казалась.

На последних словах мама подавляет зевок, и я понимаю, что ей надо дать отдохнуть – ночка у нее была не из легких.

– Спасибо, мам, – говорю я. – Спасибо за все. Я поеду. Отдыхай.

Мама кивает, а потом ласково сжимает мою ладонь:

– Все будет хорошо, Мирослава. Обязательно.

Почему-то от ее слов к горлу подступает горький ком, а глаза наполняются влагой. В водовороте чувств, которые захлестывают меня в этот миг, мне отчаянно хочется верить маме.

* * *

Из роддома я еду в универ, чтобы проставить первый экзамен автоматом. Когда зачетка пополняется еще одной пятеркой, Саша присылает эсэмэску, что ждет меня в кафе неподалеку. Мы часто обедали там в перерывах между моими занятиями и его тренировками, но отчего-то сейчас я чувствую, что место выбрано неудачно. Слишком много хорошего связано с этим кафе, а мне бы хотелось провести этот разговор на нейтральной территории.

Я захожу в кафе и сразу замечаю Сашу. При виде склоненной над телефоном головы мое сердце болезненно сжимается, а внутреннее смятение усиливается.

Пока иду к столику, с тоской вспоминаю свою простую и ясную жизнь до каникул. Как-то так случилось, что за последние две недели я полностью потеряла свой путь. Заблудилась. Мама сказала, что в глубине души я знаю, как поступить, но я не знаю. На негнущихся ногах я двигаюсь навстречу Саше и понятия не имею, что ему скажу.