Посмотри в мои глаза

22
18
20
22
24
26
28
30

В ванной, пока малышка резвится в воде, подруга впервые за вечер затрагивает болезненную тему:

– Ну, как у вас с Киром?

– Сложно, Кать, – отвечаю честно, сразу изменившись в лице. – Мы до сегодняшнего дня не общались двое суток.

– Ну, просто и быть не могло, учитывая ваше прошлое, – вижу, что она пытается приободрить меня. – Вам удалось откровенно поговорить обо всем?

Отрицательно мотаю головой, прячась от проницательного взгляда подруги за завесой собственных волос.

– Был шанс, но я его опять упустила, – тяжело вздыхаю и, запустив ладонь в воду, подаю Анюте желтого утенка. – Кирилл разозлился и два дня меня игнорировал.

– Все у вас не как у людей. Кирилл вспыльчивый, но быстро отходит. Сейчас он уже явно не злится – видела я, как он на тебя смотрит.

– И как же?

– А то ты не знаешь, – отмахивается Катя. – Без ума он от тебя. Таким голодным и тоскливым взглядом каждое твое слово и движение ловит. Не знаю, как вы оба не смогли раньше в своих отношениях разобраться. Ничего же не изменилось.

Я вдруг вспоминаю ту самую первую встречу с Кириллом после пятилетнего перерыва – как я боялась его, думала, что встречу совсем другого человека, что время и деньги изгнали из него мальчишку, в которого я без памяти влюбилась еще в школе. Как же я ошибалась. Несмотря на внешний фасад отстраненного и холодного дельца, он во многом остался тем же добрым, отзывчивым и заботливым парнем. Стоит лишь вспомнить его помощь дяде и друзьям, теплоту в отношении Анюты… Он ведь даже обо мне заботится, не демонстративно, конечно, но, если подумать о том, как он вел себя все это время, что говорил, вспомнить его поступки, становится понятно, что в его сердце нет ни холода, ни ненависти. В нем говорит обида, а для нее у него есть все основания.

– О чем думаешь? – спрашивает Катя тихо.

– Я его люблю, – выпаливаю неожиданно для самой себя и судорожно вздыхаю: – Так люблю, Катя. Что я буду делать, если он меня не простит?

Глава 35

– Сначала на Софийскую, – небрежно бросает Кирилл водителю, едва мы усаживаемся в машину и она плавно трогается с места.

Мое сердце разочарованно ухает вниз, а потом начинает быстро-быстро биться где-то в районе желудка. Весь вечер, проведенный в гостях у Кати и Паши, я полагала, что, оставшись наедине, мы с Гордеевым сможем поговорить, и сейчас одна его фраза перечеркивает все мои надежды. «Сначала на Софийскую» может означать лишь одно – Кирилл хочет отвезти меня в квартиру, а потом уехать к себе. Оставаться со мной, чтобы поговорить, он не собирается.

Кураж и адреналин, бурлившие во мне после разговора с Катей, стремительно испаряются. Их заменяют тревога, неуверенность и страх, что сейчас, когда я готова ему открыться, ничего уже нельзя исправить.

– Я думала, мы поговорим, – говорю тихо, с болезненной обреченностью разглядывая его чеканный профиль.

– Завтра с утра мне надо ехать в Калугу, – отвечает он нехотя.

Нет, напрямую он мне не отказывает, но подтекст его слов вполне очевиден.

– Ты можешь остаться у меня… Я имею в виду… в этой квартире, в твоей. В той, в которой я живу сейчас, – окончательно смутившись, бормочу сбивчиво. – Необязательно ехать к себе.