Тяжелая корона

На самом деле, единственное украшение, которое он носит — это крошечный золотой медальон на цепочке вокруг шеи.

— Что это? — я спрашиваю его.

— Это Великомученик Евстафий. Покровитель охотников, трапперов, пожарных и, э-э… сложных ситуаций.

— Я не знала, что ты католик.

— Я нет. Мой дядя был. Раньше он носил это каждый день. Он сказал, что это была его удача. Затем он отдал его мне… и он умер месяц спустя. Так что, возможно, он был прав.

Я тяжело сглатываю, думая о Зимнем Бриллианте. Кристофф спрятал его в хранилище, и вскоре после этого его застрелили. Если мой отец прав, у Галло тоже больше нет камня. Они продали его, чтобы финансировать развитие своей недвижимости.

— Как умер твой дядя? — я спрашиваю Себастьяна.

Он неловко ерзает на своем сиденье, выворачивая руль, чтобы выехать из города, в сторону государственного парка.

— Ну… его убила Братва, — говорит он. — Но я не хочу, чтобы ты расстраивалась из-за этого. Это было пятнадцать лет назад, когда чикагским отделением руководил другой босс. Итак… Я сомневаюсь, что это был кто-то из твоих знакомых.

У меня скручивает живот, а лицо горит. Я должна рассказать Себастьяну. Я должна сказать ему.

Но я не могу. Между нашими семьями так много вражды. Так много недоверия. Я нравлюсь ему только потому, что он думает, что я отличаюсь от моего отца и его людей. Если он узнает, что я была частью их плана с самого начала… он не простит меня. Он не сможет смотреть дальше этого. И его семья тоже этого не сделает. Они будут уверены, что это доказательство того, что я тоже из Братвы. Лжец и интриганка. Полная недобрых намерений и соперничества.

— Ты был близок с ним? — я спрашиваю Себастьяна.

— Да, — говорит он. — Он был младшим братом моего отца… не намного старше Данте. Так что он мне тоже, вроде как, казался старшим братом. Он был склонен к соперничеству. Он любил издеваться над людьми. Но он не был жестоким. Знаешь, большинство людей, которым нравится дразнить и шутить, иногда переходят черту. На самом деле им все равно, смеешься ли ты вместе с ними. Франческо был не таким. Он не ударил бы тебя по тому месту, где было больно. Но он был слишком самоуверен. Он никогда не думал, что может в чем-то проиграть. Даже если он проигрывал на десять фигур в шахматы против Неро, он всегда думал, что он вот-вот выиграет…

Себастьян вздыхает, заезжая на парковку рядом с пляжем и выключая двигатель.

— Вероятно, из-за этого его и убили. Когда ты бесконечно оптимистичен… рано или поздно ты ошибаешься.

Себастьян вылезает из грузовика, хватая пару тяжелых одеял.

Мы снимаем обувь и носки, оставляя их в грузовике, чтобы пройтись по песку босиком.

Дюны не так многолюдны, как пляжи рядом с городом, особенно вечером в будний день. Себастьян и я гуляем дальше по берегу, вдали от других людей. Здесь немного каменисто, но я не возражаю. У нас есть одеяла, на которые можно лечь.

Солнце почти зашло. От песка все еще исходит тепло. От тела Себастьяна исходит еще больше жара. Я лежу, положив голову ему на грудь, чувствуя, как равномерно вздымаются и опускаются его легкие. Небольшие волны разбиваются о берег почти в том же ритме.

Он проводит руками по моим волосам.