Слово «были» не прозвучало, но даже несказанное оно так явно чувствовалось, что мне стало не по себе. Я попыталась найти другую тему для разговора, сказать хоть что-то, чтобы его отвлечь, но вместо этого зачем-то спросила:
– А почему о вас говорят почти как о богах?
– Не о богах, нет. Просто… не все понимают. А непонятное не любят.
– Ты говоришь не так, как они, – заметила я.
– Ты тоже.
– У меня есть причины.
– И у меня.
– Ты не отвечаешь на вопросы – только больше путаешь, – пробормотала я с досадой.
– Я не словен, поэтому говорю по-иному.
– Дело не в акценте. Ну, не в выговоре, – пояснила я, увидев, как он напрягся. – Ты говоришь сложнее.
– Знаю, – наморщил нос Альгидрас. – Я стараюсь так не делать. Не всегда выходит.
– Не бросай меня здесь!
Я сказала это и удивилась сама себе. Я никогда не говорила этих слов мужчине. Мне всегда казалось унизительным просить о помощи, просить не бросать. Будто я сама не в силах справиться. В душе я всегда презирала героинь любовных романов, пытавшихся такими дешевыми трюками удержать мужчин. А вот сейчас я вдруг поняла, что есть ситуации, в которых нет места правилам приличия и заботе о том, что о тебе подумают, и у меня вырвалось то, что жгло меня изнутри все эти недели. А еще… выходит, я увидела в нем мужчину? Защитника?
Альгидрас открыл рот, чтобы что-то сказать, потом закрыл его, нервно взъерошил волосы, облизал нижнюю губу. Я видела его растерянность и смятение. Точно он искал предлог отказать и, видимо, не находил, потому что тоже был здесь один и прекрасно понимал, каково мне.
– Знаешь, – начала я, не давая ему возможности собраться с мыслями, – мне очень страшно. Радим… он такой настоящий. Самый лучший. А я ведь каждый день его обманываю. Сперва я хотела все ему рассказать, а потом струсила… Сначала все ждала, что он поймет, что я не она. Ну, нельзя же так спутать. Он же знал ее всю жизнь. Почему он не видит?
– Пока он ее искал в море да на земле – для него тоже жизнь прошла.
– Но ее ведь нет, понимаешь? Это так страшно. Ведь получается, что я ее убила? Это же я написала… – я почувствовала, что у меня зуб на зуб не попадает, и виной тому был точно не холод. – Я постоянно об этом думаю. Ведь напиши я по-другому…
Альгидрас крепко сжал мои плечи и притянул меня к себе. Совсем как днем. И я снова вцепилась в него мертвой хваткой. Наконец-то я произнесла вслух то, что не давало мне покоя столько времени: призналась в том, что это я виновата в случившемся со Всемилой.
– Послушай, это не твоя вина! – прозвучало у моего уха. – Я не знаю, как правильно это объяснить. Но ты не можешь говорить, что ты виновата. Ты же не знаешь, случилось то, что ты написала, или ты записала то, что случилось. Понимаешь?
– Думаешь, я просто могла записать то, что уже случилось? – медленно проговорила я в его плечо.