– Что сказала тебе Помощница Смерти? – спросила я, перебирая в уме оставшиеся вопросы.
– То же, что ты сказала мне. Что ты не сестра воеводе, а настоящая Всемила мертва.
Мое сердце подскочило.
– А она может сказать Радиму?
Альгидрас медленно покачал головой, глядя мне в лицо.
– Они не с людьми. С ними никто не говорит.
– Но ты же говоришь.
– Потому что я из ума выжил, богов не боюсь, обычаи не чту и что-то там еще, – натянуто улыбнулся Альгидрас.
– А на самом деле?
– Ты видишь меня? – внезапно спросил Альгидрас, вглядываясь в мое лицо. Я поежилась от его взгляда.
– В каком смысле?
– Так, как остальных здесь.
Мое сердце пропустило удар. Я вдруг сразу почувствовала, что под распахнутую куртку задувает холодный ветер, что ступни в домашних туфлях окоченели, услышала шумное дыхание Серого у наших ног и треск сверчков вокруг. Словно реальный мир, который я не замечала в течение нашей беседы, вдруг начал проявляться и обретать черты. И вот сейчас в невозможно ярком лунном свете лицо Альгидраса стало выглядеть застывшим слепком, точно скульптура какого-то древнего божества. Нет, оно не было красивым. Его не хотелось коснуться или запомнить. На него было страшно смотреть, потому что каждая черточка впечатывалась в память; и я почему-то знала, что и через десятки лет не избавлюсь от этого образа. Говорят, так происходит с теми, кто увидел хотя бы раз улыбку Моны Лизы. Ее любят ругать на расстоянии и насмехаться над репродукциями, но стоит хоть раз увидеть… Я не видела улыбки Моны Лизы, но в тот миг я поняла тех, кого она не отпускает.
Чтобы как-то развеять чары, я коснулась руки Альгидраса. Почти ожидала, что под пальцами окажется холодный мрамор, но его кожа была теплой, несмотря на ночную прохладу. Он опустил взгляд на мою руку, и видение исчезло, словно его и не было.
Я подумала, что могу соврать. Сказать, что не понимаю, о чем он. Или же что вижу его прошлое так же, как прошлое семьи Радима, но что-то подсказывало, что он и так знает ответ.
– Нет, – тихо сказала я, почти ожидая, что мой голос разнесется по двору потусторонним эхом.
– Ясно, – кивнул Альгидрас, не отнимая у меня руки. – Почти у каждого народа есть предания о том, как вождь, воевода или староста влюбляется в Ту, что не с людьми, и эти истории всегда плохо кончаются. Такие союзы гневят богов, и боги наказывают неразумных. Потому-то Тех, кто не с людьми, всегда сторонятся, – закончил он тоном, которым обычно изрекают мудрость, заключенную в преданиях.
Я затаила дыхание, ожидая продолжения, но Альгидрас посмотрел мне в глаза и улыбнулся.
– Но это всего лишь предания, – ответила я, тоже попытавшись непринужденно улыбнуться, потому что не знала, как относиться к его словам. Как его рассказ о Тех, что не с людьми, относится к тому, что я не могу его видеть? Он один из них? Он был рожден от такого союза? Он тоже прядущий?
– Кто ты? – непослушными губами произнесла я, чувствуя, как мурашки бегут вдоль позвоночника.