– Я не знаю, но так может быть. Все предания кем-то однажды были записаны.
Почему-то подобная мысль даже не приходила мне в голову. Я возомнила себя творцом этого мира. А что, если Альгидрас прав и все гораздо проще?
– Я все равно должна рассказать Радиму. Я просто с ума схожу оттого, что он заботится обо мне, а ее уже нет.
– Вот этого делать не смей! – Альгидрас отстранился от меня, сильно сжав мои плечи. – Он не поверит. А если поверит, это его убьет! Ты просто не понимаешь, что для него Всемила.
Альгидрас смотрел на меня напряженно, все еще сжимая мои плечи.
– Мне кажется, ты немного преувеличиваешь, – осторожно ответила я. – Не знаю, было ли так до плена, но Всемилу здесь не любят. Все шушукаются за моей спиной. Жена Улеба выставила меня из их дома. Наверное, не все было гладко. Я не понимаю: неужели Радим этого не видит?
– Скажи, а если близкого тебе человека не любят другие люди, шушукаются за его спиной, выставляют за ворота, он перестает быть твоим близким? – прищурившись, спросил Альгидрас, и мне внезапно стало стыдно.
Я была так зла на Всемилу за то, что мне приходится здесь терпеть, что совсем забыла об этой стороне вопроса.
– Нет, конечно. Я не говорю, что Радим не будет горевать о сестре. Я имела в виду… Мне просто показалось, что она была… – Я подумала, что все же есть вероятность того, что между Альгидрасом и Всемилой была большая и светлая любовь, и осторожно произнесла: – Сложным человеком. Неспроста же тут так все… А про Радима… Это уже случилось, Альгидрас. Мое молчание ничего не изменит и ее не вернет. К тому же он воин. Он столько раз видел смерть. Для него это по-другому! Да он сам ничего не сделал, чтобы помешать девочке, взошедшей на погребальный костер! И ты, кстати, тоже. Ты стоял вместе со всеми и смотрел!
Альгидрас покусал губу, посмотрел в сторону, а потом негромко ответил:
– Смерть – это всегда смерть. Воин ты или нет.
Он посмотрел мне в глаза, и я поняла, что сейчас мы говорим уже не о Всемиле и не о Радиме. Я задумалась: видел ли он смерть своих близких, или хванские боги были к нему милосердны и он просто об этом от кого-то узнал? Ведь был же у него род. Значит, были родители, может быть, братья, сестры, любимая девушка… Только я уже знала, что это так и останется для меня загадкой. По какой-то причине я не видела его прошлого так, как видела прошлое семьи Радима, а спросить напрямую у меня просто не повернулся бы язык. Девятнадцать – это все-таки ужасно мало, особенно когда речь идет о потерях. Я только от всей души надеялась, что он все же не видел, как гаснет жизнь в дорогих ему людях.
– Либо ты привыкнешь к этому миру, либо лишишься разума, – нарушил тишину Альгидрас. – И я тебе ничем не помогу.
– Почему я оказалась здесь? – спросила я, надеясь хоть на какое-то объяснение, но хванец не спешил отвечать.
Он смотрел на меня не отрываясь, и под его взглядом мне было одновременно и неуютно, и до странного правильно.
– Ты сегодня рассказывал воинам о прядущих. Говорил, что они приходят из ниоткуда и меняют судьбу… – произнесла я, нервно поежившись от звука собственного голоса.
Альгидрас медленно кивнул, по-прежнему глядя мне в глаза.
– А как они приходят?
Он пожал плечами.
– По-разному. Кто-то приезжает из дальних краев, кто-то просто приходит и никому не говорит откуда или же не помнит свою прежнюю жизнь.