– Любава! – перебил Улеб жену. Мне показалось, что, не будь у них горя, его голос прозвучал бы гораздо резче. А сейчас в нем были усталость и предупреждение. – Иди к внуку. Я сам.
Любава вздохнула, смерила меня напоследок тяжелым взглядом и отправилась в дом. Я смотрела на ее поникшие плечи, пока женщина не скрылась за дверью, и думала о том, что, какими бы ни были причины неприязни ко Всемиле, сейчас я не могла осудить Любаву. Она потеряла сына.
– Не след тебе сейчас приходить, – оторвал меня от размышлений голос Улеба. – Видишь, как оно…
– За что она так? – я задала вопрос, не отрывая взгляда от закрывшейся двери.
Улеб не отвечал долго. Так долго, что мне пришлось повернуться к нему. Меня встретил напряженный взгляд.
– А сама как думаешь? – наконец произнес Улеб, и мое сердце дрогнуло. Я должна ответить?
Но Улеб нехотя продолжил:
– Коль не пропала бы ты, не рвался бы Радим так кваров рубить. И Радогость бы… – мужчина замолчал, не договорив. По морщинистому лицу пробежала судорога.
– Но ведь в этот раз они Радима… – пробормотала я, чувствуя обиду.
Ведь сейчас я вправду была ни при чем! За что они так?
– Так Радогостю рана на рану пришлась, – хмуро произнес Улеб. – Тебя искали, думаешь, как цветы в поле собирали?
В голосе Улеба послышалась злость. И я вдруг подумала, что зря считала, будто он испытывает ко мне симпатию. Наверное, он так же, как и остальные свирцы, ненавидит Всемилу. Просто любит Радима, вот и сдерживает себя, притворяется… Я открыла было рот, чтобы извиниться, сказать, что сожалею и что, если бы я могла исправить хоть что-то, я бы… Но Улеб неожиданно зло добавил:
– Лучше бы та стрела все же Олегу досталась. Негоже было в волю богов вмешиваться, вот Радогостя Перун и прибрал. Из-за этого все!
Я отшатнулась от злых слов.
– Так… нельзя говорить, – непослушными губами произнесла я.
– Понимала бы что… – устало ответил Улеб.
Злого тона как не бывало. Возможно, в нем и не было ненависти лично ко мне. Может, ему просто нужно было выплеснуть это. Я смотрела на испещренное морщинами лицо Улеба и прокручивала в голове его последние слова. По-видимому, Радогость был ранен при поисках Всемилы. Раз «рана на рану пришлась». Второй раз его ранили в бою на корабле. И это как-то связано с Альгидрасом… Какая стрела должна была достаться ему, а досталась сыну Улеба? Почему в этой дурацкой Свири вопросы возникают так стремительно, что я не успеваю не то что находить на них ответы, мне даже и обдумать их как следует не удается?!
Внезапно в доме послышалось негромкое пение. В женском голосе было столько тоски и нежности, что у меня по коже побежали мурашки. Я бросила быстрый взгляд на Улеба. На его лице появилась вымученная улыбка.
– Любава внука укладывает, – пояснил он мне, поминутно косясь в сторону чуть приоткрытого окна.
Желана так и не показалась из дома. Значит, видеть Всемилу она, как и ее мать, не хотела. Слушая негромкое пение, я отчетливо осознала, что я здесь лишняя, и наскоро попрощалась с Улебом, вызвав у него явное облегчение.