Повинуясь порыву, я поймала его запястье и с мольбой посмотрела в серые глаза:
– Объясни мне, что происходит. Пожалуйста! Я не понимаю. Они вчера так поступили, а с утра Добронега вела себя как ни в чем не бывало. Я будто схожу с ума. Понимаешь?
Я почувствовала, что на глаза наворачиваются слезы, но сдержаться у меня уже просто не было сил.
– Я уже на самом деле не уверена, что у меня все в порядке с головой. Я не могу так больше. Помоги мне. Пожалуйста!
В эту минуту я даже не подумала о том, с чего он должен мне помогать. Зачем этому мальчишке чужая головная боль? Но единственное, что я могла делать, – это неотрывно смотреть в его глаза и шептать все это, давясь всхлипами. Я даже не обратила внимания на то, что вцепилась в его запястье мертвой хваткой и что по моим щекам давно текут слезы. Да, я должна была задавать все эти вопросы Радимиру, Добронеге, уж никак не этому мальчику, но интуиция, назначившая вчера Альгидраса самым здравомыслящим в Свири, а еще самым настоящим, что ли, заставляла меня цепляться за него как за соломинку.
Наконец Альгидрас дернулся, высвобождаясь из моей хватки, и я зажмурилась, чувствуя, что слезы текут все сильнее. Все правильно. Он ненавидит Всемилу, и ему плевать на то, что происходит со мной. Глупо было ожидать иного. Однако он просто поставил корзинку на землю и резко притянул меня к себе. От неожиданности я распахнула глаза и тут же снова зажмурилась, потому что солнце полоснуло по ручью, и у меня под веками заплясали красные пятна. Я невпопад подумала: «С чего я решила, что уже сумерки? Просто небо было затянуто облаками. А вот сейчас снова светит солнце, и значит, скоро все наладится».
Инстинктивно ухватившись за Альгидраса, я до боли сжала пальцы на боковой шнуровке его кожаного жилета, а второй рукой вцепилась в его плечо мертвой хваткой. Как же мне не хватало того, чтобы кто-то меня обнял и дал почувствовать себя защищенной хотя бы на минутку. Я не думала сейчас о Свири, о Радиме, о князе и княжеском сыне, с которыми я должна была сегодня познакомиться. Просто впитывала эти ощущения: мне плохо и страшно и меня утешают.
Я не сразу сообразила, что Альгидрас что-то говорит. Сначала почувствовала, что уху нестерпимо горячо, потом подумала, что у него, наверное, и вправду жар, и только потом до меня дошло, что он что-то шепчет.
– …ты только успокойся. Вчера был трудный день. Просто поверь: что бы ни случилось, Радим никогда не сделает ничего тебе во вред. Ты всегда должна ему верить! Он скорее даст себя убить, чем причинит тебе зло. Помни об этом. И главное – успокойся сейчас. Все уже хорошо.
Всхлипнув, я сильнее сжала его плечо. Хотелось сказать ему спасибо, но это показалось мне нелепым, потому что не смогло бы передать и десятой доли благодарности, которую я чувствовала сейчас к этому мальчишке.
– Успокоилась? – мое ухо снова обожгло дыханием.
Я кивнула, понимая, что минутка терапии сейчас закончится, и мне заранее было этого жаль. Впрочем, если Альгидрас так нервно реагирует на женские слезы, что готов обнимать, шептать утешения и еще невесть что… может, взять это на заметку и изредка пользоваться? От этой мысли я улыбнулась, но из объятий высвобождаться не спешила. От него здорово пахло: травами, деревом и еще чем-то незнакомым и почему-то успокаивающим.
– Нам сейчас нужно отсюда уйти, – негромко проговорил Альгидрас, осторожно отстраняя меня.
Он убрал руки с моих плеч и подхватил корзину. Я обратила внимание на то, что он нервничает. На какой-то миг подумала, что это смущение, но быстро поняла, что его нервозность вызвана чем-то другим. Он словно прислушивался к тому, что происходит вокруг, хотя даже не повернулся в сторону домов.
Вытерев слезы рукавом, я неуверенно посмотрела на Альгидраса. Он дышал поверхностно, словно опасаясь вдохнуть полной грудью. Может, я сделала ему больно? Или же ему настолько неуютно от чужих эмоций? Впрочем, что-то мне подсказывало, что дело было не только в чужих эмоциях; Альгидрас, похоже, не очень хорошо понимал, что делать со своими. Он снова по-детски сморщил нос, а потом поднял на меня взгляд.
– Здесь слухи летят быстрее ветра. К вечеру об этом будет знать Радим, – он замолчал, подбирая слова.
«И что?» – хотелось спросить мне. Мы же тут, простите, не оргию на виду у всей Свири устроили. Я расплакалась, он успокоил. Что тут такого?
– Утешение сестры побратима приравнивается к государственной измене? – нервно усмехнулась я.
Альгидрас смерил меня нечитаемым взглядом, разом словно закрывшись. Я почти услышала щелчок. Черт. Я опять сказала что-то не то. Тут же некстати вспомнилась сцена на берегу Стремны, когда он увидел расшитый ворот на платье Всемилы. Отведя от меня взгляд, он заинтересовался рощей, точно видел ее впервые.
– Я неудачно пошутила, – негромко проговорила я, пытаясь сгладить свои слова.