Вскоре вернулся Миролюб, и был он весел и оживлен. Они с Радимом принялись обсуждать какого-то коня, и я вдруг поняла, что они если не друзья, то относятся друг к другу с большой симпатией. А еще я заметила, что Миролюб очень любит сестру. Когда вернувшаяся Злата, пользуясь отсутствием князя, вспорхнула брату на колени, тот прижал ее к себе с таким счастливым видом, что я поняла его благодарность за спасение Радима. Радим – мир его любимой сестры. И этим было все сказано.
А я смотрела на эту идиллию и изо всех сил старалась не думать, почему Альгидрас нас прервал. Чтобы Всемила не позорила воеводу? Или причина была в чем-то другом?
Я не могла дождаться окончания этих посиделок. То ли от бессонных ночей, то ли от нервного напряжения, то ли от травяного чая меня клонило в сон, и, чтобы не уснуть прямо здесь, я прокручивала в мозгу строчки про Каменную Деву. Но ничего в голову не приходило. Хорошо бы с кем-нибудь посоветоваться. Интересно, будет ли уместно упомянуть об этой Деве при Добронеге или Улебе, например? Или же при Златке? Вдруг это какая-то местная легенда и все объясняется вполне невинно? Может, я уже слышала ее от кого-то. От того же Улеба, пока была в беспамятстве. Он много былин мне тогда рассказывал.
Стоило мне успокоиться на этой версии, как неугомонный Миролюб стал проявлять активность: то за локоть тронет, то плечом прижмется. Я терпела этот натиск минут пять, а потом извинилась и сбежала из-за стола. Один раз еще куда ни шло, но заходить далеко я не собиралась. Это, может, ему привычно, а я-то его первый раз вижу.
Едва я выбралась из дома, как услышала голос Альгидраса. Судя по всему, он что-то рассказывал, и, вероятно, уже давно. Все, кто был во дворе, собрались вокруг него и слушали раскрыв рты, точно дети малые. Сам Альгидрас сидел на перилах лестницы и вертел в руках шлем. Кажется, когда он застал нас с Миролюбом, ни шлема, ни плаща у него не было. Значит, он успел вернуться в дом за вещами и, видимо, пытался уйти, но его поймали воины. Я заметила, что здесь преимущественно были люди князя. Воинов Радима я насчитала всего шесть.
– А откуда они появляются, эти прядущие? – с детским любопытством спросил тот самый курносый воин, который жаловался, что успел увидеть Альгидраса только мельком.
– Приходят, – коротко ответил тот.
– Да откуда же приходят? А то у тебя получается, что вот они пришли и давай судьбу менять да человеком повелевать…
– Они не меняют судьбу, когда им вздумается, и человеком не повелевают. Они… просто скручивают нить, когда та оборваться готова.
– От беды уберегают, что ли? – откликнулся один из свирских воинов.
– От смерти.
Негромкий ответ Альгидраса прозвучал очень четко. Казалось, будто разом все смолкло, и в этой тишине раздались два слова. Мое сердце неожиданно заколотилось как сумасшедшее. Знакомое чувство смешения реальностей снова подступило. Я с ноткой паники ожидала того, что могу увидеть.
– Так все ж, приходят откуда? – спросил все тот же курносый воин, глядя на Альгидраса почти с благоговением, и мгновение разрушилось, а в голове у меня прояснилось. Только остался озноб вдоль позвоночника. Захотелось увидеть Радима, потому что мне вдруг стало страшно в этом освещенном факелами дворе.
– Всегда по-разному. Они просто чужие, они… ниоткуда, – Альгидрас сделал неопределенный жест, подбирая слова.
– Не с людьми? – подсказал кто-то, и Альгидрас повернулся к говорившему.
– Иногда – да, – медленно ответил он воину.
– Так если не с людьми, они же, наоборот, смерть… – воин стушевался и осекся, нервно оглянувшись на товарищей.
– Они прядут только для одного человека. Другие неважны, – ответил Альгидрас и сделал попытку встать.
– А они всегда только женщины? – спросил кто-то, и Альгидрас снова уселся на перила, а я вновь почувствовала шум в голове и схватилась за дверной косяк, чтобы не упасть. Меня опять посетило смутное узнавание. Прядущие? Я потрясла головой.
– Нет. Мужчины тоже бывают. И дети. Только прядут все по-разному. Так, женщина может сделать на один поворот колеса меньше.