– Проверить хочешь?
– Борислав! – повысил голос князь, и воин у стены захлопнул рот, так ничего и не сказав. – Будет, – уже тише добавил Любим, а затем откашлялся и хмуро проговорил: – Завтра на заре потягаетесь. Увидим, так ли споро ты стреляешь из лука, как норов показываешь, и так ли вы, хваны, хороши, как о вас басни складывают. Ну, что скажешь? Согласен?
– Как воевода скажет, так и будет, – ровным голосом ответил Альгидрас, и Миролюб рядом со мной едва слышно усмехнулся.
– То есть княжеское слово для тебя не указ? Мне ты, стало быть, не служишь? – недобро прищурился Любим, и я посмотрела на Злату, чтобы хоть по ее виду понять, насколько все серьезно. Может, князь просто так побушует и забудет? Златка ответила несчастным взглядом и тут же с мольбой посмотрела на Альгидраса.
– Воевода служит тебе. Я служу воеводе, – негромко откликнулся Альгидрас.
– А случись так, что я тебя к себе на службу позову? У нас не принято князю отказывать… – прищурился Любим.
Я понятия не имела, зачем он это делает. Ведь Альгидрас ему на службе сто лет не сдался. Видно же, что он еле терпит присутствие хванца под одной с собой крышей. Зачем же он его провоцирует? Хоть бы дочь пожалел, раз уж Радима ни во что не ставит.
Альгидрас молчал, словно не знал, что ответить, а Любим повернулся к нам. Я инстинктивно сжалась, стараясь уменьшиться в размерах, потому что я бы такой экзамен, как у Альгидраса, ни за что не выдержала. Но Любим смотрел не на меня. Его взгляд был устремлен на Добронегу. Я покосилась на мать Радима и в очередной раз позавидовала ее выдержке. Она сидела, выпрямив спину и сложив руки на столе. Только кротости в этой позе не было ни на грамм. На князя она даже не посмотрела. Меня же внезапно озарило: князь, как мальчишка, злил сейчас не Альгидраса и не Радима. В эту минуту ему было совершенно плевать в равной степени и на Златку, и на меня, и на собственного сына. Он хотел одного – вызвать эмоции у женщины, застывшей за столом точно изваяние.
Я посмотрела на Злату, ожидая подтверждения своей догадке. Но та, пользуясь тем, что князь отвернулся, подавала отчаянные знаки Альгидрасу. Радим рядом с ней упрямо смотрел в стол, словно не желая быть причастным к этим уговорам. Альгидрас, в свою очередь, хмуро смотрел на Злату, будто это она была виновата в происходившем.
Князь резко отвернулся от Добронеги, так и не дождавшись от нее никакой реакции. Злата расстроенно прижала ладонь к губам, а Альгидрас наконец подал голос:
– Я не воин, князь, и проку тебе от меня не будет, – он говорил медленно, тщательно подбирая слова, и в эту минуту его акцент был гораздо заметнее. – Я не обучен выполнять приказы и не знаю, что значит умереть за владыку, только за брата. Да и к чему тебе напоминание о дурном перед глазами? – закончил он, ни на кого не глядя.
От его последней фразы князь едва заметно вздрогнул.
– Ступай, – отрывисто произнес Любим. – Завтра на рассвете с Бориславом потягаешься.
Он кивнул на того воина, который спрашивал, точно ли Альгидрас не девка, и я невольно поежилась. Борислав был высок и крепок. Некогда, наверное, красив. До той поры, пока левую часть его лица не пересек то ли меч, то ли кнут. Шрам начинался от переносицы и бороздил щеку неровной линией, оттягивая угол рта и исчезая в густой бороде. И еще он казался больше Альгидраса раза в два. И как тот, интересно, справлялся бы, если бы их спор «девка – не девка» дальше зашел?
Альгидрас коротко склонил голову и, бросив быстрый взгляд на Радима, развернулся к двери. У самого выхода Борислав придержал его за рукав:
– Готовься, «великий». А то смотри: мамки-то нет – плакаться завтра будет некому.
Что ответил Альгидрас, я не расслышала, но рука Борислава метнулась к кинжалу на поясе. Правда, замерла на полпути.
– Борислав! – снова окликнул князь, призывая к порядку.
– Почему же нет мамки? – внезапно раздался спокойный голос Добронеги. Альгидрас обернулся, и я почувствовала, как у меня перехватило горло, столько растерянности и благодарности было в его обращенном на Добронегу взгляде. – Только я завтра не утешать его буду, а за него радоваться, – с улыбкой закончила мать Радима.
– Ступайте все! – махнул рукой князь, покосившись на Добронегу.