– Верила во что? – огрызнулась она, внезапно, к собственному неудовольствию, заметив, как он хорош.
На миг ей показалось, что Нико похож на Каллума.
Сверкнула ослепительная вспышка. Либби даже отвернулась, а Нико вдруг превратился… в Каллума.
– О Роудс, ты так и гонишься за финишной чертой, которую не видишь. – Самодовольный и прекрасный, Каллум словно пришел из ее снов. Его будто бы поднатаскала в снисходительности сама Париса – пока Либби не было, пока она в одиночку пыталась вырваться из ловушки. – Думала, что, когда тебя завербуют, ты ощутишь себя ценной? Вернешься могущественной? Думала, после посвящения почувствуешь, наконец, себя достойной? Теперь уверена, будто распахнешь дверь в другой, мать его так, мир, и сразу…
– Не стану я этого делать, – зашипела Либби.
Каллум, к ее ужасу, улыбнулся.
Внезапно вернулся Нико.
– С такой, что Эзра – лгун и болван, и ты ему не веришь, – ответил он с таким задором, будто ничто не доставляло ему большей радости. – Я, кстати, много раз тебе говорил это, и ты всегда втайне верила, ведь по иронии судьбы… – он посмеялся, словно готовый бросить скандальный тост и затмить Либби на ее же празднике, – …если бы он мне нравился или я испытывал к нему хоть какое-то подобие уважения, то ты бы не стала с ним встречаться. Ты все делаешь назло мне, что-то доказываешь.
– Вообще неправда… поверить не могу, как ты… – Ответ так и вертелся на языке, но Либби никак не могла выдать его, он все ускользал.
– Становится хуже, правда? – Нико подался вперед, подошел чуть не вплотную: еще немного – и коснется ее или поцелует. Но тут он снова стал Каллумом. Потом Тристаном.
И… Парисой.
– Ты любишь меня, милая, это ужасно, но терпимо.
И снова Нико. Либби кожей чувствовала его дыхание.
– В глубине своего морализаторского, пессимистического ума ты сознаешь, что у нас с тобой просто что-то когда-то не заладилось, однако убивает тебя не это. Смертельно другое: часть тебя знает, что я мог бы любить тебя в ответ, и это правда. Но ты не такой хороший человек, как мне кажется, верно?
Его поганые длинные ресницы щекотали ей щеки.
– Оглушительная правда в том, – сказал Нико чуть слышным шепотом, – что будь ты правда хорошей, осталась бы в прошлом.
В груди у Либби болезненно загрохотало, а Нико взглянул на ее губы.
– Что?
– Признай. – Он танцующе отошел и с ухмылкой послал в нее волну энергии. От неожиданности Либби пошатнулась. – Роудс, ты же все просчитала. Твою цену за возвращение сюда ничем не оправдать. Одна жизнь против тысяч. Страдать будет несколько поколений. Многие поколения. Ты не могла этого не знать и теперь изводишь себя, казнишь.