В доме было очень тихо, слышалось только гулкое тиканье часов. За окном шелестели листья, стрекотали в тумане сверчки. Лето стелилось в сторону осени, точно выпростанная мертвая рука.
Тристан прижал Либби к себе, лег к ней лицом. Она видела тысячи проекций завтрашнего дня, которые разыгрывались в точности так же.
– Я понимал, что выбираю, – произнес Тристан.
Либби покачала головой.
– Я не о том спросила.
– Я просто так говорю. Я знаю, что выбрал.
Либби прижалась к его груди, вслушиваясь в биение сердца.
– Почему ты хочешь провести эксперимент? – Осуществить «зловещий заговор». Ох уж этот Нико, его солнечная улыбка… Никак от него не избавиться.
Тристан погладил Либби пальцами по спине.
– А ты почему?
«Я зашла далеко, это не может быть просто так, вот почему. И если сейчас выберу обычную жизнь, то, получается, плюну в лицо каждой жертве, которую принесла. Я заплатила непомерную цену за то, чтобы быть здесь, и пришла пора отвечать за сделанный выбор.
И раз уж мне дана такая сила, то гори оно все синим пламенем».
Дело не в этом конкретном эксперименте. Дело во всем, за чем она станет гоняться после того, когда наконец скажет «да». Жизнь – это выбор, череда выборов. Судьба – в том, чтобы соглашаться до тех пор, пока что-нибудь не случится. Что-нибудь да случится обязательно, а нет – так все бессмысленно и бесцельно. Тогда и жизнь – это мертвая сестра и дешевая наркота; пять секунд на прощальную речь в универе. Тогда жизнь – это кинуть подружку и взорвать просто так бомбу, увидеть себя, блистательную и бесхребетную, в отражении в зеркальных очках той, с кем больше никогда не заговоришь.
– Потому что могу, – сказала наконец Либби.
– Потому что могу, – рефреном отозвался Тристан. Или даже произнес вместе с ней. А потом он ее поцеловал. Позднее, когда его дыхание сделалось мерным и он погрузился в спокойный сон, Либби вышла из комнаты и направилась вниз.
Задним числом все могло показаться простым. Слишком легким. Сколько раз за время пребывания в доме Либби образно падала на колени перед всемогущими архивами, унижалась в мольбах, и все – затем, чтобы напороться на безразличие, граничащее с враждебностью.
Лишь однажды Либби желала чего-то еще столь же глубоко, страстно, всей душой и телом, что небрежная уступка показалась едва ли не жестокой.
Итак, она не ждала ответа, и все же он пришел. В форме страницы, заполненной небрежными, трудноразличимыми заметками, сделанными почерком, который она опознала с первого взгляда, как и размашистые инициалы, изредка попадавшиеся ей на глаза. Подобно ответу от призрака или головокружительного бега времени, на нее смотрели две буквы:
Вот бы она могла сказать, что не доверяла обстоятельствам. Вот бы приучилась ассоциировать Атласа Блэйкли с угрозой, не избавлением. «Сама виновата», – прозвучала в голове заезженная мысль, когда Либби бережно провела пальцами по странице, его рупору, в попытке – так потом расскажет об этом в анналах ее внутренний летописец, – напомнить себе, будто все, что сейчас в ее руках, заслуженно, по праву принадлежит ей.
ebooksa