— Вот, — на его ладони лежала полоска ткани, синяя, в цветочек.
— Это же Аннушки косынка, — упавшим голосом сказала я, и потрогала ткань.
— Я тоже узнал, — согласился Митька, засовывая платок в карман. — Значит она здесь недавно проходила. Жалко, что на хвое следов не видно.
— Ага, — поддакнула я, — нужно смотреть внимательно.
Митька ничего не ответил, лишь взглянул на меня с таким видом, мол, а я, по-твоему, что всю дорогу делаю, что я покраснела и невольно прибавила шаг.
— Не беги, — одёрнул меня Митька.
— Но там же Аннушка, — сказала я.
— Сама подумай, если она шла добровольно, то мы ей там точно не нужны. А если же её тащили, то прошло слишком много времени, и мы ей уже ничем не поможем.
Я охнула и прижала руку к губам.
— Да погоди ты охать, — покачал головой Митька, — я же просто сказал.
Я кивнула.
— Поэтому идём как шли, — велел Митька, и я возражать не стала.
Мы спустились по крутому обрыву вниз. Здесь было темно и сыро. Мокрый хвощ противно скользил под сапогами. Я всё время боялась поскользнуться и грохнуться. Причем не падения боялась, а что Митька опять смеяться будет.
Мы прошли немного по считай самому дну глубокого и широкого оврага, края которого с одной стороны были глинистые и поросли осоками, а с другой — усыпаны дресвой и щебнем. И вот тут-то, между камнями весело журчал родничок.
— Гляди-ка! — обрадовался Митька и первым попробовал воду. — Вкусная, можешь пить. Только осторожно, она с ледника течёт, не застуди горло.
— Откуда здесь ледник? — удивилась я, — везде лес же.
— Да это я не так выразился, — отмахнулся Митька, выливая из фляги остатки противной, пахнущей рыбой, желтоватой воды из озера.
Я набрала воду в ладони и попробовала. Она была нереально вкусная, свежая, и такая холодная, что аж зубы заломило. От удовольствия я пила и пила. Пока мой живот не надулся и стал похож на барабан.
— Водохлёбка, — обличительно констатировал Митька, ополоснул флягу и начал набрать туда воду.
Пока он набирал, я спросила — всю дорогу мне не давал покоя вопрос: