— А я тебя, между прочим, отпустил в город под свою ответственность! Под свою, Горелова! А ты что там натворила⁈ Кстати, а что? Рассказывай давай!
Я опустила голову и потупилась. А что мне было говорить? Не буду же я рассказывать, что огород той вредной тётке мы-таки залили бетоном? И не только ей. А ещё заодно три огорода её предприимчивым соседям. Которые тоже позарились на дармовую «морковь» за две бутылки первака. Будут теперь у них собственные танцплощадки прямо посреди огородов. Потому что я не представляю для чего ещё можно использовать эти неравномерно забетонированные участки.
— Я тебя на сколько отпустил в город, Горелова? — свистящим шепотом продолжал обличать меня Бармалей, — на сколько, а?
Я молчала. Сидела, не поднимая головы.
— Молчишь, да? Правильно, молчи! А отдуваться за тебя перед Ледковым должен я⁈ — взорвался Бармалей, — ты у следователя, между прочим, в подозреваемых числишься! Александр Владимирович по-человечески закрыл глаза на твою отлучку в город! Пожалел тебя, убогую! В больницу отпустил! Швы снять! Швы, Горелова, швы! А ты что сделала⁈ Поставила весь город на уши! Его же теперь из-за тебя туда вызвали! Из-за тебя, Горелова!
Уши мои заалели.
— А мы, Горелова, из-за тебя четыре лишних дня торчим в Кедровом! Я людей на работу принял! Шесть человек! А они теперь вынуждены тут торчать! Из-за тебя! А их кормить надо, Горелова! И проживание оплачивать! Это из чьего кармана будет, а⁈
Я опустила голову ещё ниже.
— И пока благодаря тебе, Горелова, я тут прохлаждаюсь, в отряде, между прочим, чёрт его знает, что, может, происходит! И я уверен, что вся работа стоит, пока мы здесь! А вегетация, между прочим, короткая! И вот с кого потом спросят! А⁈ С кого⁈ Что мы в отчёте писать будем, если всю работу не сделаем⁈
И в таком духе примерно на полчаса. Я сидела и молча обтекала. Ну, а что мне было говорить? Бармалей прав. Я накосячила. Но жалею лишь о том, что так тупо попалась. Если бы мне пришлось провернуть всё заново, я сделала бы это опять. Да кто же знал, что этот урод Ильюха побежит в милицию доносить? Во люди! Мало того, что свистнул семена борщевика из ручья и потом толкнул их за первак соседям, так он ещё на нас донёс! У нас украл и на нас же потом донёс! Хотя, если бы я увидела, как моим соседям какие-то люди насильно бетонируют огороды — не знаю, как бы поступила я. Но всё равно он неправ.
— Горелова! — сказал Бармалей тоном уставшего от жизни человека, — вот скажи, что мне с тобой делать?
Я пожала плечами, собираясь с ответом.
Но тут скрипнула дверь и заглянул Володя. Это был новый член отряда, и, насколько я поняла, он занял место их негласного лидера.
— Иван Карлович! — сказал он, — всё готово. Вас только ждём.
— Сейчас буду, — коротко сказал Бармалей и рыкнул мне, — Горелова, собирайся давай! Через четыре минуты выезжаем. Но разговор с тобой мы продолжим позже!
Ну, а что мне собираться? Всё моё в рюкзаке и небольшой сумке, что я притащила из города. В вагончике метеорологов я предусмотрительно ничего не оставляла. И правильно сделала. Когда меня привезли из города, я сразу угодила «на ковёр» к Бармалею, а сейчас он дал всего четыре минуты.
Мы быстро загрузились в три грузовые машины (пока Бармалей меня обличал, парни загрузили всё сами, остались лишь наши с Бармалеем личные вещи) и покатили к аэродрому.
Грузовик подпрыгнул на ухабе, да так, что я аж зубами клацнула, и мои мысли потекли совсем в другом направлении. В городе, до того происшествия, я успела выполнить сто миллионов дел. Во-первых, таки смоталась в больницу, где мне сняли швы, отругали и приписали какие-то уколы, которые я даже покупать не стала. Затем я прошвырнулась по магазинам. Здесь мне очень помог вездесущий Яша, который, казалось, знал в городе всё и всех.
Я ещё раз продумала, всё ли я выполнила по списку: итак, я приобрела новый костюм с сеткой-энцефалиткой, рыбацкие сапоги и тёплый свитер. В этом мне помог Яша.
А вот дальше дело застопорилось.