Сюжет

– Не забудь того типа, что наградил ее животом, а сам такой: давай как-нибудь без меня.

– Ну да. И вот она везет дочь дальше, чем кто-либо из них бывал, из города, где они жили все эти годы, и понимает, что дочь никогда не вернется. Шестнадцать лет самоотречения и заботы о ней, а теперь хоп – и все, пиши письма.

– И спасибо не сказала.

– Ага, – Джейк кивнул. – И, может, она думает: «Почему это не я? Почему мне не выпала такая жизнь?» И, когда случается несчастный случай…

– Определи несчастный случай.

– Ну, она сказала коронеру, что могла повалить пропановый обогреватель, выходя из палатки среди ночи. А когда вернулась после туалета, все уже сгорело.

Анна кивнула.

– Окей. Это несчастный случай.

– Коронер так же сказал, у нее была истерика. Его слова.

– Верно. А истерику не подделаешь.

Джейк нахмурился.

– Продолжай.

– Ну, когда это случилось, она думает: «Это кошмар, но я не могу вернуть ее». А стипендия осталась, и дома ее ничто не держит. И она думает: «Никто не знает меня в Джорджии. Я стану жить отдельно от других студентов, ходить на занятия, решу что-нибудь со своей жизнью». Она понимает, что выглядит не настолько молодо, чтобы назваться дочерью тридцатидвухлетней женщины, поэтому, возможно, говорит, что она сестра сгоревшей, а не дочь. Но с момента, как она покидает Клэйтон, штат Джорджия, она – Роза Паркер, чья мать трагически погибла в пожаре.

Сгорела заживо.

– Тебя послушать, это почти разумно.

– Что ж, это кошмарно, но по-своему разумно. Это явно противозаконно, ведь речь идет, по меньшей мере, о присвоении. Присвоении чужой личности. Места дочери в университете. Денежной стипендии. Но это также дает неожиданную возможность женщине, которая никогда не могла жить, как ей хотелось, и она, к тому же, еще молода. Тридцать два – намного меньше, чем нам сейчас. Разве не кажется, что ты можешь начать жизнь заново, когда тебе тридцать два? Взгляни на себя! Ты была даже старше и оставила всех, кого знала, и перебралась на другой конец страны, и вышла замуж, и все это за… сколько, восемь месяцев?

– Согласна, – сказала Анна и долила в бокал Джейку остатки вина. – Но должна заметить, ты находишь всяческие оправдания для нее. Ты действительно такой понимающий?

– Ну, в романе… – начал он, но Анна его перебила.

– Чьем? Твоем? Или Эвана?

Джейк попытался вспомнить, говорилось ли об этом в том фрагменте Эвана. Разумеется, нет. Эван Паркер был любителем. Насколько глубоко он мог проникнуть во внутренний мир этих женщин? Излагая свой экстраординарный сюжет тем вечером в корпусе Ричарда Пенга, Паркер не потрудился уделить внимание психологии Диандры (так у него звали мать) или Руби (так у него звали дочь); намного ли лучше сумел бы он дать их портреты в объеме всего романа, даже если предположить, что он был способен закончить его?