Сюжет

22
18
20
22
24
26
28
30

Джейк подумал, что это почти как: «Никто не проживет за тебя твою жизнь».

– Короче, я прошлась по дому и забрала все, что хоть как-то касалось меня. И все страницы рукописи этого шедевра, и заметки. Все фотографии со мной и Розой, какие еще оставались. Ах да, и мамину поваренную книгу со всеми ее рецептами, включая рецепт этого супа, который тебе так нравился. Она простояла у нас на кухне несколько месяцев, на полке над раковиной, а тебе и дела не было. Где же твое писательское внимание к мелочам, Джейк? Надо быть внимательней, согласен?

Он был согласен.

– И, конечно, я нашла его наркотики. У него было много наркотиков. Так что я дождалась, пока он вернется домой из таверны, и сказала, что, по-моему, пришло время для цивилизованного разговора о продаже дома. Ему, кстати, потребовалась хренова туча снотворного, чтобы я смогла подойти к нему и вколоть дозу, но ведь он был наркоманом, причем уже давно. Мне его ничуть не было жалко. И сейчас не жалко. К тому же, его смерть оказалась даже приятней, чем то, что ты сейчас испытываешь. А тебе, я думаю, приятно. Это хорошие таблетки.

Приятно Джейку не было, но не было и неприятно. Он себя чувствовал так, словно пытался продраться через какую-то сахарную вату, и все без толку. Ему не было больно, но его мучило ощущение, что он должен быть где-то в другом месте, но понятия не имел, где или зачем ему туда, а еще в уме у него крутился вопрос: «Погоди, разве ты не Анна?» Абсурдный вопрос, ведь он видел, что это она, и не мог понять, почему никогда раньше не сомневался в этом и почему сомневается сейчас.

– После этого я решила покинуть Афины. Я совсем не гожусь для юга. Я пробыла там ровно столько, сколько требовалось, чтобы собрать вещи и найти адвоката для продажи дома в Вермонте. Кстати, как тебе Пикенс? Тот еще утырок, да? Один раз он стал подкатывать ко мне, но я пригрозила ему коллегией адвокатов. Как ты, возможно, знаешь, он и так уже был у них на счету из-за прежних нарушений, так что он сразу присмирел и стал сама почтительность. Я позвонила ему на прошлой неделе и сказала, что к нему может наведаться парень по фамилии Боннер, и напомнила ему о священной адвокатской тайне, хотя не думаю, что он бы стал с тобой разговаривать в любом случае. Он знает, меня лучше злить.

«Знает», – подумал Джейк.

Он и сам это знал. С некоторых пор.

– В общем, я хотела отправиться на запад, закончить вышку, но не знала, что выбрать. Я думала о Сан-Франциско, но в итоге выбрала Вашингтон. Ах да, и сменила имя, само собой. Анна звучит почти как Дианна, а Уильямс – это третья по частотности фамилия в Америке; ты не знал? Наверно, я подумала, что Смит и Джонсон слишком очевидны. И еще я перестала красить волосы. В Сиэтле полно седых женщин, многие из них даже моложе меня, так что я себя чувствовала, как рыба в воде. На Уидби я никогда не жила, хотя провела там пару отличных выходных с Рэнди. Мы с ним замутили, когда я стажировалась на радиостанции, и это, я уверена, сыграло в мою пользу, когда открылась вакансия продюсера. Эй, – сказала она. – Что ты все пялишься на эти таблетки? Теперь уже все, никуда не денешься.

Она нажала ему на плечо, повернув на спину. Глаза у него то открывались, то закрывались. И он с трудом слышал ее.

– Так что все было клево. У меня был дом и работа, и авокадо в горшке, а затем, однажды вечером, на одном междусобойчике в Сиэтле, я услышала, как дамочки обсуждают книгу, которую читают, эту безумную историю о мамаше, убившей дочь и занявшей ее место. И я ушам своим не верю! Сижу и думаю: «Да быть того не может!» Я не думала, что история связана со мной, потому что не осталось никого, кто мог бы как-то пронюхать, к тому же я все вынесла из дома и после прочтения уничтожила. Я распихала флэшки и страницы по всем мусоркам на шоссе между штатами. Компьютер Эвана я утопила в биотуалете в Миссури! То есть это должно было быть какое-то безумное совпадение, если только мой гребаный братец не написал свою книгу в аду и отослал ее по почте в издательство «Люцифер и Вельзевул», «наш профиль ложь и чужие истории!» – Анна не сдержала улыбки. – Я пошла в книжный «Залив Эллиот» и спросила книгу, о которой слышала, о женщине, убившей свою дочь. И пожалуйста. А потом я нашла в интернете твой сайт и увидела, что ты преподавал писательское мастерство в Рипли, и сложила два и два. То есть такой сюжет с потолка не возьмешь, согласен? Ну, что скажешь?

Джейк ничего не сказал.

– Для твоей книги был отведен отдельный стол – тебе будет приятно услышать – в самом центре магазина. Я ведь знаю, как это важно для автора. И «Сорока» занимала восьмое место в списке на той неделе, как мне сказал парень в «Заливе Эллиот». Я не знала, что это за «список». Тогда еще не знала. Не то что теперь. Я поверить не могла, что мне придется платить деньги, чтобы прочитать мою историю. Мою историю, Джейк. Которую не имел права рассказывать ни мой брат, ни ты, черт возьми. Еще до того, как я вышла из книжного, я уже знала, что доберусь до тебя, даже если еще не знала как. Ты уже побывал в Сиэтле с книжным туром, к сожалению, потому что это означало, что мне придется ждать, когда ты вернешься, но я стала обрабатывать Рэнди, как только узнала о предстоящей лекции в Центре искусств. Это был мой сюжет, думаю, можно так это назвать, – сказала Анна с едким сарказмом. – И должна сказать, я себя превзошла, хотя попробуй объяснить, зачем мне было выходить замуж за того, кто украл что-то у меня, чтобы вернуть то, что и так было моим? Вот тема для романа, а? Не то чтобы я могла написать роман, Джейк. Я ведь не писатель. Не то что ты.

Он поднял на нее затуманенный взгляд. Он уже с трудом понимал, какое отношение все это имеет к нему.

– Ух ты, – сказала Анна. – Твои зрачки. Они совсем как точки. И ты весь влажный и холодный. Как ты себя чувствуешь, не скажешь? Потому что, судя по всему, мы наблюдаем угнетенное дыхание (это медики так называют затрудненное дыхание), вялость, слабый пульс. А еще они иногда говорят об «изменениях в психическом состоянии», но я не очень представляю, что это значит. И потом, как я от тебя добьюсь, чтобы ты мне описал свое психическое состояние?

Психическое состояние Джейка сводилось к одному желанию – чтобы все это прекратилось. Но в то же время он чувствовал, что закричал бы, если бы только знал, как это сделать.

– Ненавижу обрывать историю на полуслове, – сказала Анна, – но, если задержусь, буду нервничать, что опоздаю на самолет, так что я отчаливаю. Я только хочу успокоить тебя насчет пары вещей прежде, чем уйду. Во-первых, я оставила уйму еды для кота, и воду тоже, так что о нем не волнуйся. Во-вторых, не хочу, чтобы ты переживал, как я управлюсь с твоим наследием. Мы ведь уже оформили юридически наши отношения, и твоя новая книга готова, так что не должно возникнуть никаких проблем. Я даже не удивлюсь, если «Сорока» снова взлетит на верхнюю строчку списка «Таймс» после такого, и, знаешь, если предложение из Франции и говорит о чем-то, так это о том, что и новую твою книгу ожидает теплый прием. Так что можешь порадоваться. Бывает, что следующая книга после хита разочаровывает, правда ведь? Но, в любом случае, можешь не волноваться, потому что как твоя вдова и распорядитель литературного наследия я сделаю все, что в моих силах, чтобы распорядиться твоим наследием как можно разумней, ведь это мой долг и – думаю, ты со мной согласишься, – мое право. И, наконец, я взяла на себя смелость написать что-то вроде предсмертной записки у тебя в телефоне, пока мы тут болтали, и я даю ясно понять, что не нужно искать виноватых и что ты пребываешь в ужасном отчаянии, поскольку, в общем, опуская частности, тебя кто-то травит по интернету и ты понятия не имеешь, кто это, но тебя обвиняют в плагиате, а это полный крах для любого писателя.

Она поднесла к нему телефон, его телефон, но он с трудом различал слова на экране. Это был последний текст в его жизни, а он его даже не написал, даже не составил и не заверил. Это было едва ли не самое худшее.

– Я бы тебе прочитала, но не думаю, что ты сможешь сейчас делать правку, к тому же, мне правда пора. Я оставлю телефон на кухонной стойке, чтобы тебя не беспокоили звонки и сообщения, пока ты здесь валяешься. И, пожалуй…

Она замолчала и оглядела потемневшую комнату.