Сюжет

Но естественно оставил это при себе.

Сорока

Джейкоб Финч-Боннер

«Макмиллан», Нью-Йорк, 2017, стр. 71–73

Отец прожил еще почти два года, а потом отключился на парковке перед центральным ремонтным бюро университета Колгейт и умер до приезда скорой. На жизни Саманты это сказалось, по большому счету, в двух отношениях: денег в доме стало резко меньше, а мать принялась сокрушаться из-за того, что отец изменял ей с какой-то женщиной, по-видимому, годами. (Зачем было перемалывать это теперь, после смерти отца, Саманта не понимала. Все равно ведь уже ничего не поделаешь.) С другой стороны, Саманте досталась отцовская машина, «субару». Это было очень кстати.

Дочка ее, Мария, к тому времени делала все, что положено в ее возрасте, то есть ходила и говорила, и еще кое-что сверх того, что не радовало Саманту: называла любые буквы, какие попадались ей на глаза, и прикидывалась, что не слышит, когда Саманта к ней обращается. С первых дней дочка показала себя забиякой и никому не давалась на руки – ни Саманте (только не ей), ни бабушке с дедушкой, ни педиатру. В должный срок Марию отдали в садик, но она стала просиживать букой в углу с книжками, отказывалась играть, как другие дети (тем более с другими детьми), перебивала воспитательницу, когда та рассказывала сказки, и не желала есть ничего, кроме желе и белого хлеба с плавленым сыром.

Все бывшие одноклассники Саманты уже вышли из нарядного актового зала с дипломами, свернутыми в рулоны, и разлетелись кто куда – кто в колледж, кто на работу (таких было большинство), а кто и на все четыре стороны. Когда Саманта натыкалась на кого-то из них в супермаркете или на параде в честь Четвертого июля, тянувшемся по шоссе 20, ее охватывала такая злость, что язык горел, и приходилось прилагать неимоверные усилия для вежливой беседы. На следующий год школу закончили и другие одноклассники Саманты, от которых она оторвалась после пятого класса, и у нее возникло ощущение, что они унесли с собой всю ее злость. Осталось только смутное разочарование, и с каждым годом Саманте все хуже удавалось вспомнить, в чем именно она была разочарована. Мать все меньше времени проводила дома, поскольку Дэн Уэйбридж – по доброте душевной, а может, движимый своеобразной отцовской ответственностью – подкинул ей работы в отеле «Студенты» (семейном заведении в третьем поколении!), а кроме того, она вступила в церковную группу, которая ездила по женским больницам и изводила проповедями пациенток и медперсонал. Большую часть времени Саманта проводила наедине с дочерью, и все ее дни без остатка заполняла забота – сперва о младенце, потом о ползунке и о малолетнем ребенке. Она обслуживала Марию как автомат: покормить, искупать, одеть и раздеть, день за днем теряя вкус к жизни.

Глава восемнадцатая

Притворство отнимало много сил

Бывали дни, когда Джейку удавалось поработать час-другой над новым романом, но, как правило, он был занят другим. Едва Анна уходила утром на работу, Джейк, не вставая с нового, покрытого килимом дивана (Анна сама его выбрала вместо облезлого старого), заглядывал то в телефон (твиттер, инстаграм), то в ноутбук (гугл, фейсбук), проверяя и перепроверяя новые посты и отслеживая злокозненные ответвления прежних, чувствуя себя в постыдной ловушке и не в силах ничего с этим поделать.

Когда через пару недель команда «Макмиллана» провела новое совещание, на этот раз по громкой связи, никто не скрывал недовольства по поводу отказа Талантливого Тома немедленно прекратить это, как и того, что других идей у них не предвиделось. С другой стороны, Роланд, рекламщик, сообщил, что книжные веб-сайты и блогеры, похоже, перестали мусолить эту историю, хотя бы потому, что им было не за что зацепиться, а также потому, что этот тип, откровенно говоря, смахивал на типичного тролля, который возникает, словно чертик из коробочки, стоит кому-то написать первоклассный бестселлер. А кроме того, на удачу Джейка, развязалась нешуточная писательская война между разведенной парой из Уильямсбурга, чьи книги (у нее первая, у него третья) были изданы в течение одного месяца и рассказывали с равной беспощадностью, хотя и с разных колоколен, об их неудавшемся браке.

– Конечно, хотелось бы лучшего результата, – сказал адвокат, – но всегда есть вероятность, что это его лебединая песня. Он теперь знает, что за ним следят. Раньше ему не приходилось осторожничать. Может, решит, оно того просто не стоит.

– Уверена, так и будет, – сказала Вэнди, но на слух Джейка ей недоставало уверенности. – И по-любому, скоро должна выйти новая книга Джейкоба Финч-Боннера. Что тогда будет делать этот долбодятел? Обвинять Джейка в краже каждой следующей книги? Лучший выход из всей этой хренотени – запустить в производство новый роман, как можно скорее.

Все с этим согласились, и в первую очередь Джейк, не написавший еще ни слова с тех пор, как возникло последнее послание Талантливого Тома, которое он называл про себя «должен огорчить». Но после телефонного совещания он взял себя в руки. Эти люди были на его стороне. Даже если бы они узнали, что он не сам придумал впечатляющий сюжет «Сороки», они, скорее всего, и тогда были бы на его стороне! Так или иначе, люди, работающие с писателями, не могли не знать о том, какими многообразными и часто неисповедимыми путями может вызревать художественное произведение в сознании автора, как оно складывается из обрывков чьих-то разговоров, переосмысленных фрагментов мифологии, анонимных признаний в интернете, сплетен на встречах одноклассников. Может, какие-то профаны и думают, что романы писателю надиктовывает муза – может, они же думают, что детей приносит аист, – и что дальше? Писатели, издатели и все, кто дает себе труд подумать об этом дольше наносекунды, понимают, как возникают книги, и в конечном счете только до таких людей Джейку и было дело. Баста! Пришло время приглушить мысленный шум и закончить черновик.

И, к своему немалому изумлению, Джейк сумел это сделать.

Не прошло и месяца, как он стукнул пальцем по клавише «ввод» и отправил издателю первый вариант нового романа.

Через неделю Вэнди, сделав лишь минимальную правку, формально приняла его.

Новый роман рассказывал историю прокурора, который однажды, в момент слабости на заре своей карьеры, принял взятку, чтобы саботировать одно свое, на первый взгляд, пустячное дело о нарушении дорожного движения при наличии в машине открытого розового вина. Однако этот момент слабости обернулся в дальнейшем угрозой для карьеры главного героя, поставив под удар его личную и семейную жизнь. Пусть этому роману недоставало сюжетного финта «Сороки», но в нем имелся ряд неожиданных поворотов, заинтриговавших Вэнди и остальную команду «Макмиллана», так что, хотя Джейк и понимал (как и все в издательстве – и Вэнди в первую очередь), что новая книга не повторит феноменального успеха «Сороки», она станет вполне достойным продолжением его писательской карьеры. Вэнди была довольна. Матильда была довольна, что Вэнди довольна. Обе они были довольны Джейком.

Но Джейк, очевидно, не был доволен собой, хотя это чувство сопровождало его по жизни, всегда, не только в течение долгих лет профессиональных неудач, но и последние пару лет оглушительного успеха, когда он просто сменил один вид тревоги и самобичевания на другой. Каждое утро он просыпался, чувствуя теплое, осязаемое присутствие Анны, и почти сразу вслед за этим ощущал другое присутствие: призрачное и недоброе, напоминавшее ему, что сегодня может прийти новое сообщение, которое не оставит камня на камне от его благополучия. И вот весь его день тянулся в ожидании, когда же грянет то страшное, после чего придется давать объяснения Анне, Матильде и Вэнди, сидеть перед Опрой Уинфри, чувствуя себя самозванцем (привет Джеймсу Фрею), приносить извинения Стивену Спилбергу, сдавать членский билет экспертного совета «ПЕН-клуба» и ходить по улицам с опущенной головой в страхе быть узнанным. Притворство отнимало много сил, и к вечеру он чувствовал себя выжатым, но не мог расслабиться, и ночью его мучила бессонница.

– Я вот думаю, – сказала ему Анна одним майским вечером, – все ли у тебя… ну, понимаешь, в порядке?