Мертвая женщина играет на скрипке

— Читай, — я подвинул ей половину стопки.

— А остальное?

— Потом поменяемся….

«…Здесь многие не любят дождя, Алексей.

Рассуждают о болотных испарениях, конденсации, выпадении осадков. Каждый второй — метеоролог-расстрига. Каждый первый — гидролог и парознатец. Смешно и грустно.

Между тем здешний дождь — благословение, отделяющее день от ночи. Размывающая перспективу вода, не дающая увидеть со всей отчетливостью то, что видеть не должно. А главное — не дающая ему увидеть вас.

Можно не любить дождь — сырость, лужи… Но его уютный тихий шум убаюкивает тех, кому следует спать. Они не слышат вашей дневной суеты.

Цените дождь, Алексей. Он порождает много грустных иллюзий, но они безвредны. В отличие от тех, кто приходит, когда дождь кончается…».

— Письма, письма… — Лайса откладывала в сторону лист за листом. — Бабай в своем репертуаре. Давит на нервы. А твой коллега ничего, неплохо держался.

— Мне кажется, он так до конца и не поверил в реальность опасности.

— Думаешь, поэтому он не обратился в полицию?

— Наверное, — думал я совершенно другое, но это неважно.

Забавненько это все.

— Не любит Бабай вашего брата, — сказала мне бабуля вместо сказки на ночь.

Сегодня она, как самая обычная бабушка, вязала какой-то носок. Мелькали спицы, лежащий на коленях кот лениво трогал лапой клубок шерсти. Это было бы даже уютно, не знай я, что общаюсь с воображаемой покойницей.

— Какого еще «нашего»? — нарушил я свое правило не разговаривать с галлюцинациями.

Я постоянно нарушаю собственные правила. Я тот еще читер.

— Численников. Вечно вы лезете.

— А вы на чьей стороне, бабуля?

— Я на Той Стороне, внучек. Я же померла, где мне быть? Лайсу пристроить еще — и отчалить по реке Смородине к Калинову мосту.