— Каюсь, — вздохнул безопасник, — был не прав. Ваша дочь казалась лишним дестабилизирующим фактором. Мы, может быть, несколько безапелляционно вам ее навязали, но немедленно убрать ее из города выглядело тогда хорошей идеей.
— А теперь?
— А теперь не выглядит.
— Как она говорит: «Пичалька».
— Именно. Со слов Ивана я знаю, что отдать вы ее не хотите. Понимаю — проснулись отцовские чувства. Уважаю, не смею настаивать. Кстати, не знаете, что с ним случилось?
— Знаю. Он смел настаивать.
— Он хотя бы жив?
— В специфическом местном смысле этого слова — да.
— Ах, да, — поморщился Вассагов, — покляпые. Ох уж мне эта жижецкая экология… Но это их проблемы, мы не вмешиваемся. И, тем не менее, как вы смотрите на переезд в Стрежев?
— Не вижу резонов.
— Ваша дочь там будет в безопасности.
— Знаете, пока что главную опасность для нее представлял ваш сотрудник… Кстати, это вы устроили давление через ювеналку и прочие фокусы?
— Что-то мы, что-то нет… Чтобы вы там ни думали, но Стрежев — не единственная заинтересованная сторона.
— И в чем причина такого интереса?
— В ее происхождении.
— Она моя дочь! — я начал злиться.
— Этого никто не оспаривает, поверьте. Но ее мать…
— Ее мать умерла.
— Это… некоторым образом не совсем так. Скажем, как бы вы отнеслись к тому, чтобы вернуть вашу Анюту?
Мне пришлось присесть за столик временного уличного кафе.