***
— Тупой мудак, значит?
— Тупейший, — подтвердил Иван, — ты даже не представляешь, в какую жопу себя загнал.
— И ты не поленился в эту жопу доехать, чтобы мне об этом сказать?
Вечерело, в парке было сумрачно, но я все равно видел, что Иван выглядит невыспавшимся и осунувшимся.
— Меня очень настойчиво попросили.
— В смысле «приказали»?
— Нет, — он устало покачал головой, — скорее, неофициальное пожелание. Это хуже приказа, на него не сошлешься.
— И в чем оно состоит, это пожелание?
— Верни девочку.
— То есть, ничего нового, — констатировал я, — и с чего ты взял, что мой ответ изменится?
— Послушай, — начал он, — ты все равно ничего не сможешь сделать, да и сам подумай, что для нее лучше? Жизнь с самозваным папашкой-раздолбаем, или…
Иван говорил, но я его не слушал. Я смотрел, как он движется, осторожно перемещаясь по полшага ко мне, и отвлекая жестикуляцией от ударной руки. Мы слишком часто спарринговали, чтобы он мог застать меня врасплох, и я принял удар на блок, уйдя влево и ответив встречным кроссом.
На ринге он брал у меня два боя из трех — за счет возраста, выносливости и лучшей физической формы. Но здесь и сейчас у него не было шансов. За мной школа боев без правил и простых уличных драк. А еще он хуже мотивирован и не ожидал от меня жесткой работы.
Черт, да я даже не запыхался.
— Навещу тебя в больнице, — сказал я на прощание, — вызови себе скорую.
Я ожидал какой-то прощальной реплики на тему того, какую большую ошибку я совершаю, но Иван только молча сопел, булькая кровью в сломанном носу. Да и черт с ним.
«Слова ничего не значат», — было написано белой краской через трафарет на асфальте.
***
— Пап, ты что, дрался?