Потянув за ручку, Грейс одновременно подсунула ногу под отогнутый металлический лист. Тело без труда вспомнило способ проникнуть внутрь. Железо заскрежетало по бетону, и через секунду она вступила в кромешную темноту и тишину.
Осторожно замерла у входа. Ничего не услышав, двинулась вперед. Под ногами шуршали вырванные из книг страницы, разбросанные по полу, словно сухие осенние листья. Грейс включила фонарик на телефоне, однако слабый лучик не рассеял скопившуюся по углам и между почти пустыми стеллажами темноту.
Снова послышался скрежет, и она напряглась всем телом, застыла, не в силах шевельнуть и пальцем.
– Значит, ты меня все же нашла.
Голос с возрастом погрубел, утратив детскую звонкость, однако, без сомнения, принадлежал Реми.
Грейс резко развернулась. Он стоял сзади, в толстовке с накинутым капюшоном, с хлопчатобумажной сумкой из гипермаркета, и моргал, ослепленный ее фонариком. Она направила луч в пол и на мгновение остановилась в нерешительности. Наконец густую темноту рассеяла вспышка – Реми зажег спичку, а затем и древнюю масляную лампу, наследие их разбойничьих времен. Мягкий свет озарил стойку дежурного библиотекаря.
Реми отбросил назад капюшон, открыв бледное лицо – в детстве всегда бледнел, готовясь вступить в схватку с врагом. Длинные, все еще угольно-черные волосы, мужественные черты…
– Реми… Видел бы ты себя со стороны…
Вид у него был потрепанный: черные брюки карго, разбитые черные кроссовки и заношенная армейская куртка. Смотрелся он настоящим ветераном – бездомным, измученным и уставшим от жизни.
– Ну, ты-то себя тоже не видела, – негромко ответил он. – Похожа на училку старшей школы, которую мы сводили с ума гудением на уроках.
По его лицу промелькнула улыбка, намек на прежнего Реми, и Грейс немного расслабилась.
Реми… Брат, друг и, возможно, психопат… Неужели он виновен в преступлениях, за которые намерена наказать его судебная система? Не исключено, считала Грейс. Ни в коем случае, заявила Грейси. Последняя победила, и уже через секунду они с Реми крепко обнялись. Несмотря на затрапезную одежонку, от него приятно пахло мылом. Прочный, основательный – уже не тот жилистый мальчишка, с которым она прощалась, уезжая в университет.
– А ты отъелся на армейских харчах!
Грейс была рада, что приемный брат в отличной форме, хотя его грубая сила слегка пугала.
Плотина, сдерживающая последние пятнадцать лет детские воспоминания, рухнула, и Грейс захватила буря самых разных чувств. Горло сдавило спазмом.
– Ну, ну… Все хорошо, – заговорил Реми, услышав, как она всхлипнула.
Отстранившись, он внимательно ее разглядывал. Глаза все те же – серые, словно морская пена…
– Прости, я… увидела тебя, и что-то нахлынуло. Что ты здесь делаешь? Что вообще происходит? У тебя есть деньги, ты не голодаешь?
– Тише, тише.
Реми взял ее за руку и провел за стойку библиотекаря, где находилась маленькая комнатка. Грейс словно сделала шаг в прошлое. События двадцатилетней давности одно за другим мелькали у нее перед глазами, когда они вошли в свое прежнее логово, которое называли штабом. Реми разбил небольшой походный лагерь за двумя высокими стеллажами: спальное место армейского образца, военный рюкзак, аккуратные стопки одежды на нижних полках, рядом – фонарь с ручной подзарядкой, несколько сумок из магазина и небольшая кучка книг. Кивнув на два стула в углу, он устроился на лежанке, однако Грейс осталась стоять.