До сих пор она была лишь на одном жертвоприношении, тогда было всего человек пятнадцать, и проходило все спокойно, как будто свинью или теленка зарезали. Лена даже не помнила своих ощущений по этому поводу. Она была еще маленькая, но уже ходила в школу. И сейчас таких вот мелких проталкивали вперед, чтобы они получше видели.
Лена стала старше, теперь ее это коробило.
Отец повернулся к ней, и по взгляду Лена поняла,
И дело даже не в том, что Алиса пусть совсем недолго, но была ее подругой. Просто Тадеуш прав, и ей стоит внимательно наблюдать за всем, что происходит. А это можно сделать, лишь абстрагировавшись от самого жертвоприношения.
Отец кивнул, и, Лена надеялась, он не выглядел разочарованным не от того, что легко скрывал настоящие чувства.
Алису положили на расчищенное место прямо под кругом со знаками Мурмура. Несколько фонарей были направлены на нее, отчего она вся едва ли не светилась. И глаза зажмурила не столько от ужаса, сколько от этого слепящего света.
Никакого особенного камня, перевернутых распятий, свечей и прочих ритуальных штуковин. Еще предки их предков расписали точный ритуал, который не нуждался в дополнительном антураже. И сейчас для него было идеально все, кроме времени.
Алису не раздевали. Голые девственницы на алтаре хорошо смотрятся в фильмах категории «б», а в ритуале важнее техничность процесса, а не театральность. Станислав Михайлович достал свой особый нож с двусторонней заточкой. По его знаку двое мужчин, один из которых был знакомый Лене Андрей, имя второго она не помнила, наконец развязали Алису, а потом разорвали рукава ее блузки до самых плеч, за которые оба и ухватились, вторыми руками прижимая к каменному полу ладони девушки.
– М-м-м, – не разжимая губ, начал отец.
– М-м-м-м! – подхватили мычание остальные. И Лена тоже мычала в том же заунывном тоне, что искусно множился от стен и возвращался в центр, где лежала порядком оглушенная, ослабшая после ухода Тадеуша и без того напуганная Алиса. Отец уже начал говорить, но остальные по-прежнему не разжимали губ, как и сама Лена. Мычать было легче, чем, как ее отец, читать «Vefa mena Murmur ayer», раз за разом все громче и громче, но при этом с таким странным акцентом не на тех ударениях, что Тадеуш весь заходился от хохота в ее голове. Лена немного знала правила ударений в латыни из-за своей подготовки к медицинскому институту; откуда их знал Тадеуш – она не совсем понимала. Может, из ее головы?.. В любом случае его смех сбивал и в то же время не давал впасть в общее настроение.
Транс, как обычно, в первую очередь охватил тех, кто стоял далеко и вообще толком ничего не видел. То ли от стен рикошетило звуком сильнее, то ли самовнушение у тех людей было больше. Но они уже раскачивались, пустыми глазами глядя перед собой. Лена лишь разочек обернулась и пообещала себе больше так не делать. Неприятно.
Отец тем временем дошел до пика своих воззваний к Мурмуру и наконец провел острием ножа по коже Алисы. Сгиб локтя, он начал отсюда. Выступила первая капля густой венозной крови. Алиса задергалась, засучила ногами, пытаясь попасть хоть по кому-нибудь, но стоявший у ее головы Ленин отец не обращал на это никакого внимания. Он сделал точно такой же аккуратный и небольшой разрез на второй руке, после чего резко содрал скотч с лица Алисы. Дикий крик боли – еще неизвестно, что сейчас у нее болело сильнее, руки или кожа лица, – и страха вклинился аккурат в центр ритуального круга на потолке грота.
Мычание тоже вихрем взлетело, стало громче и насыщеннее, а Ленин отец уже провел два таких же недлинных продольных разреза от запястья выше. Кровь начала течь сильнее, толчками покидая тело. Алиса кричала, рыдала и извивалась, но не просила отпустить. То ли понимала, что нереально, то ли, напротив, потеряла от страха способность к членораздельной речи.
Лена больно впилась ногтями в мягкую часть ладони, заставляя себя смотреть. Не отворачиваться, не сбегать.
«Мне тоже нравится убивать, чтобы кто-то видел, но вот такая толпа самозомбированных чудиков – это не тот уровень, – заявил Тадеуш, снова возвращая Лене разум. – И долго ее мучают, мне не нравится».
Лена ничего не ответила. По взмаху руки ее отца кинулось еще несколько человек, самые шустрые имели возможность разорвать джинсы Алисы почти до бедер. Лена позволила тебе чуть прикрыть глаза. Сейчас под коленями, рядом с сухожилиями. Ноги держат, но если Алиса начнет дергаться, то могут и эти сухожилия попасть под нож. Болезненно, и потом долго восстанавливаться, чтобы ходить. Хотя о чем это она. Алисе осталось недолго. Полчаса, вряд ли больше. Лена мысленно посчитала – колени, щиколотки, потом знак, повторяющий тот, что наверху, наносится на живот. К этому моменту крови натечет уже достаточно, и ей просто перережут горло. Конец.
Она глубоко вдохнула, чтобы не упасть в обморок. С черным человеком она стала чувствительнее к капищу. Несмотря на прохладу пещеры, было довольно душно, пахло затхлым мясом, кровью, по́том всех этих людей… и чем-то приятным. Лена помнила, у папы была туалетная вода с таким запахом. Неужели успел надушиться?
«Лена, нюхай еще, срочно, девочка! – почему-то всполошился Тадеуш. – Что за запах?»
Лена хотела огрызнуться, мол, она тут в «Что? Где? Когда?» не записывалась играть, но Алиса так душераздирающе закричала, что отвлечься на что угодно было хорошей идеей.
«Сандал! – наконец сообразила она. – И еще какой-то очень знакомый запах. Я точно не очень давно его чувствовала».