Воздух был наполнен ароматами жареного ягненка и медового инжира, приторной сладостью.
Император Феофил с аккуратно подстриженной бородой и в пурпурных одеждах, мерцающих в свете факелов, высоко поднял свой золотой кубок.
— За нашего уважаемого соседа, Ларса, царя Гардарики! — громко заявил он, поднимая кубок.
Собравшаяся толпа придворных и сановников разразилась одобрительным хором, их голоса эхом разнеслись по сводчатому залу дворца. Византийцы меня раздражают. Я поймал себя на этой мысли. Еще недавно они наше посольство встречали пренебрежительными взглядами, поддерживая полуоскорбительное поведение Михаила, а сейчас аристократия пьет за мое здоровье. Я вежливо кивнул Феофила, подняв свой кубок.
Труппа танцоров в прозрачных шелках кружилась в центре зала. Их плавные и изящные движения неслись в такт приятной слуху музыке. Я наблюдал за ними с отстраненным весельем, время от времени разглядывая императорскую свиту и моих ближников.
Пир достиг апогея, когда труппа акробатов кувыркалась и парила в воздухе. Их смелые подвиги вызвали вздохи и аплодисменты. Я даже позволил себе увлечься энергией этого спектакля.
Внезапно в зале воцарилась тишина. Акробаты замерли. Все взгляды обратились к парадному входу, когда процессия фигур, одетых в яркие одежды византийского духовенства, вошла в зал.
Низкое пение вырвалось из глоток жрецов. Это была не обычная религиозная церемония. Я с беспокойством посмотрел на императоров. Они так же были озадачены.
Процессия достигла подножия помоста, один из старцев обратился к императорам.
— Нам был явлен знак, — его голос разнесся по залу, — Предвестие великих перемен, потрясений и борьбы.
Среди собравшихся гостей воцарилась тишина, в их глазах читалась смесь любопытства и опасения. Феофил и Михаил, почувствовав серьезность момента, поднялись со своих мест и с интересов поглядывали на митрополитов. Да, орган, который был создан вместо патриаршей должности, явился сюда в полном составе.
Митрополит подошел к огромному окну и раскрыл его настежь, впуская вечернюю прохладу. Он указал на небо. В зале воцарилась тишина, когда все взгляды были сосредоточены на одной точке. По толпе прокатились вздохи и ропот недоверия.
— Вот, — провозгласил митрополит, его скрипучий голос эхом пролетел по залу, — послание холсте ночи, предзнаменование для тех, кто осмелится прочитать его.
Наши глаза были обращены вверх. Ночь только вступила в свои права. Среди знакомых созвездий, развернулось небесное зрелище.
Комета! Ее хвост представлял собой великолепный шлейф изумрудов и сапфиров. Комета пылал во тьме, ее траектория, казалось, была нацелена прямо на нас.
— Предвестник гибели, — прошептал голос одного из митрополитов.
Эти слова быстро разнеслись по залу. Зрелище захватывающее, впечатляющее и пугающее одновременно. По толпе прокатился шепот древних пророчеств и забытых знаний. Кометы в сознании многих были предвестниками перемен, потрясений, взлета и падения империй.
Я всматривался в лица придворных. Все же это время боязни необъяснимого. А может это привет от Понтифика? Почему сюда пришли митрополиты? Что им мешало просто сообщить императорам весть о комете без всего этого официоза? Может быть римский понтифик в курсе о движении комет и он сообщил это византийским коллегам? Вряд ли. Моя паранойя заигрывается. Но все равно мне не нравится вся эта ситуация.
Феодора призвала всех успокоится и продолжить пир. Она увела митрополитов в отдельное помещение. Празднество продолжилось. Я поговорил с императорами, они были озадачены. К счастью, Михаил и Феофил сами заговорили о том, что все это слишком подозрительно. Они не имели никакого пиетета к таким «знакам». Митрополитами кто-то манипулирует. Я расслабился. Досадное недоразумение не испортит мне настроение.
Пир продолжился. Через час мы откланялись и направились в резиденцию. Ночной воздух приятно щекотал ноздри. Комета привлекла внимание горожан. Было достаточно многолюдно для этого времени суток.