— Надеюсь, ты хотя бы не бегаешь трусцой? Ты похудела. Терпеть не могу, когда люди бросают курить и начинают бегать трусцой. Это дурно сказывается на их здоровье. И на экономике.
— Ты только не обращай на меня внимания, — попросила Люсия.
— Не могу. Мне будет казаться, что я тебя подстрекаю.
— Да все в порядке. Мне это не мешает. Так что кури.
Однако Филип уже вернул портсигар в нагрудный карман рубашки.
— Ты же понимаешь, о чем я, верно? Человек убил троих детей. Детей, Люсия. Убил их учительницу. Мать. Даже «Гардиан» назвала Зайковски чудовищем.
— Он не был чудовищем, Филип. То, что он сделал, чудовищно, но сам он чудовищем не был. И с каких это пор ты стал читать «Гардиан»?
— А я и не стал. Ее читает один из наших помощников адвоката. Вернее, читал. Я изыскал возможность уволить его.
— Ну, это ты ему услугу оказал. А может, и спас его душу.
Филип снова достал сигареты.
— Я просто подержу одну в руке. Закуривать не буду, обещаю.
Люсия махнула рукой:
— Как хочешь.
Она наблюдала за тем, как Филип открывает портсигар, извлекает из него сигарету, укладывает на ладонь. Сигарета выглядела ее частью, такой же как мизинец.
— Хорошо, возможно, чудовищем он не был, — сказал Филип. — Возможно, был просто сумасшедшим. Возможно, его свела с ума эта жара. И возможно, она и на тебя подействовала.
Выходные оказались, как и обещал прогноз погоды, тягостными. Солнечный свет, пробиваясь сквозь испарения и пыль города, ослабевал, однако эта дымка походила на одеяло, наброшенное поверх и без того уж не по сезону толстого покрывала. Никаких естественных дуновений в садике Филипа не было. Их не было нигде. Впрочем, Филип создавал свои собственные. Он и Люсия сидели под большим солнечным зонтом на террасе, сложенной из каменных плит, между которыми не пробивалось ни единой травинки, террасе, сидели в тиковых, недавно покрытых лаком креслах и на каждого было направлено по вентилятору. Придя сюда, Люсия покорила хозяина за расточительство, однако теперь его выдумкой наслаждалась. Впервые за несколько, как ей казалось, недель она не ощущала маниакальной потребности принять душ, переодеться и обриться налысо. Она ощущала уют. Уют и легкое опьянение.
— Останься на ленч.
Люсия покачала головой:
— Не могу. Мне нужно поработать.
— Ты хочешь сказать, тебе нужно принять решение.