— Она слишком идеальна. Ее реакции не соответствуют происходящему. Она что-то вроде степфордской жены. (Прим. Степфордская жена — имя нарицательное, так говорят о женщине, которая стремится стать идеальной домохозяйкой, ставя интересы семьи превыше своих.) Изначально я предполагал, что он идеализировал ее, но то, что вы говорите, тоже возможно. Он выставляет ее своей спасительницей, потому что либо не может принять, либо не хочет принимать тот факт, что он сделал то, что сделал.
— Или, может быть, — сказала Сиенна, встретившись взглядом с Кэт, — в то время он не был готов взять на себя ответственность за эти преступления, и поэтому создал эту фигуру Матери?
— Это определенно правдоподобно, — сказал профессор Витуччи. — Однако я бы поспешил предположить, что, если бы она не существовала в этих конкретных случаях, то все равно основана на ком-то очень реальном.
Сиенна и Кэт поблагодарили профессора и завершили разговор. Кэт увидела кого-то из своих знакомых и извинилась, что дало Сиенне время обдумать то, что сказал профессор, и все, что они узнали с тех пор, как прибыли в этот дом.
Она постучала по дереву, размышляя о том, о чем они только что говорили с профессором, затем обратила внимание на часть записки в коробке из-под «Монополии». Еще одна вещь в этом тоже беспокоила ее. Упоминание о попурри и спрее с ароматом лимона показалось ей знакомым.
Она предположила, что это материнские штучки, но они напомнили ей о Мирабель, и она не могла избавиться от ощущения, что это была подсказка, которую она должна была распознать. Хотя он упоминал и домашние пончики, а Мирабель, насколько ей известно, никогда их не готовила.
В любом случае, одно она знала наверняка.
Глава двадцать девятая
Рука Мирабель дрожала, когда она положила ручку обратно на стол. Она дрожала весь день, с тех пор как она ушла от Сиенны. С тех пор, как увидела свои записи на кухонном столе.
Она сразу почувствовала себя больной и обезумевшей, и все же… и все же, несмотря на это, дикая надежда взмахнула своими крылышками в клетке. Не зная, что делать и даже права ли она была, она приходила домой и заново создавала записи, чтобы просмотреть их, оценивая, не делала ли она поспешных выводов.
Но нет. Нет, она знала. Ее взгляд вернулся к блокноту, куда она переписала то, что набросала Сиенна, очевидно, пытаясь найти какую-то зацепку в своем деле.
Мирабель провела поиск по ванадию, йоду и остальным и нашла их все в периодической таблице элементов, каждый из которых, по-видимому, соответствовал букве в слове, которое было написано, хотя и не полностью. Сиенна, очевидно, пыталась угадать, к чему это могло привести. Однако Мирабель была почти уверена, что знала, что это за слово и какими будут последние две буквы.
Имена Ривы Килинг и Бернадетт Мюррей тоже были записаны. И она узнала их. Она слышала имя Ривы в новостях, но оно не было ей знакомо. Рива, должно быть, в какой-то момент вышла замуж, потому что, когда Мирабель знала ее, ее звали Рива Лилли. В основном они называли ее Лил. За исключением нескольких деталей, которые всплыли, когда Аргус смотрел телевизор, Мирабель не обратила внимания на новости, кроме того, что знала, что Сиенна работала над опасным делом. Поскольку она не совсем
Мог ли это быть он? После стольких лет? Прямо здесь, в Рино? В том же городе, где они когда-то жили вместе?
Она просмотрела фотографию Ривы Килинг с пресс-конференции, проверяя и перепроверяя свои предположения. Она выглядела совсем по-другому.
Рива и Бернадетт. Лил и Би.
Накануне вечером была найдена еще одна жертва. Она заглянула в Интернет, но пока нигде не нашла его имени. Возможно, они уже опознали его и не нуждались в помощи общественности. Но, возможно, все еще связывались с членами семьи. Ей пришлось подождать. Она должна была узнать имя этой третьей жертвы.
Зазвонил телефон, напугав ее и практически заставив вскрикнуть. Она схватила его, сделала глубокий вдох, пытаясь унять бешено колотящееся сердце.