100 великих загадочных смертей

22
18
20
22
24
26
28
30

5 декабря 1945 года бывшего начальника Дайренского специального агентства доставили в Москву. Здесь его допрашивал сам Абакумов. Он обвинил Такеоку в неискренности. Капитан спросил, что имеется в виду, оказалось, что чекисты знают: добивал Люшкова кто-то другой. Выяснилось, что Аримицу тоже был допрошен и признался, что второй выстрел произвёл именно он. Такеока стал оправдываться, что хотел только подчеркнуть: всю ответственность за убийство перебежчика несёт он сам как старший начальник, и потому не упоминал своего подчинённого.

Год Такеока провёл в тюрьме на Лубянке. В августе 1946 года капитан был вызван свидетелем на процесс по делу бывшего атамана Забайкальского казачьего войска Григория Михайловича Семёнова, которого судил военный трибунал. В июне 1948 года Такеока получил 25 лет тюрьмы за свою профессиональную деятельность – шпионаж против Советского Союза. Такеоку перевели во Владимирскую тюрьму, где почему-то содержали отдельно от других японских пленных. В феврале 56-го, незадолго до отъезда из СССР, ему посчастливилось встретиться с полковником Асадой Сабуро, предшественником Ямашиты на посту начальника Харбинского специального агентства. Капитан сообщил полковнику, как прикончил Люшкова, и Асада одобрил его действия.

После возвращения в Японию Такеока молчал вплоть до 1979 года, когда поведал журналисту газеты «Сюкан Асахи» Кавагати Нобоюки о том, как убил перебежчика. Однако никто другой, кроме самого Такеоки, детали его версии подтвердить не смог. Нобоюки и Кукс успели побеседовать с переводчиком Ябе Чута, полковником Асадой Сабуро и ещё несколькими бывшими сотрудниками японской разведки. Но они сообщили только, что в 1945 году действительно рассматривалась возможность переброски Люшкова в Маньчжурию. Никто из них, однако, не встречался там с Генрихом Самойловичем в августе 1945-го.

Между тем перебрасывать Люшков в Дайрен 8 августа, когда война с Советским Союзом уже стала фактом, для японской разведки не было ни малейшего смысла. Как эксперт по Красной армии бывший комиссар госбезопасности явно не годился. Ведь его сведения на этот счёт были семилетней давности. Единственно, чем Генрих Самойлович мог быть ещё полезен японцам, так это своими знаниями психологии советской элиты. Но тогда его присутствие скорее было необходимо в Токио, чтобы можно было дать необходимые консультации правительству и генеральному штабу. Летом 1945-го судьба Квантунской армии уже мало волновала руководство страны. Для её переброски в Японию не было ни судов, ни самолётов, ни горючего.

Есть и некоторые детали в рассказе Такеоке, вызывающие недоверие к нему. Капитан, по собственному признанию, до августа 1945-го не убил ни единого человека. Но Люшкову хладнокровно выстрелил в грудь, стоя с ним лицом к лицу. А ведь даже опытные убийцы всегда предпочитают стрелять в затылок, чтобы не видеть глаза жертвы. Все объясняется, если предположить, что Такеоке и другие сотрудники японской разведки по приказу из Токио проводили операцию прикрытия, призванную создать у советской стороны впечатление, что Люшков погиб и искать его больше не стоит.

Когда Такеоке давал показания советским следователям, он и начальник русского отдела Дайренской военной миссии Кончи Ивамото показали, что Люшков был кремирован под именем Реичи Ямагучи. Советские контрразведчики это проверили и выяснили, что, согласно выписке из книги регистрации Дайренского крематория за 20 августа 1945 года за № 2391, было дано разрешение на кремацию за № 2277 Реичи Ямагучи, 10 января 1916 года рождения, японца, вольнонаемного служащего японской армии. Время смерти – 1 час дня 19 августа 1945 года. Причина смерти – пулевое ранение сердца. Проситель кремации – начальник отряда Маньчжоу-Го 15518 Фумио Иосимура. Урна с прахом Ямагучи была изъята офицерами Смерш. Ивамото её опознал, а сторож кладбища Фуку Нисияма в свою очередь опознал Ивамото как человека, который принес урну для захоронения.

Но Люшков был 1900 года рождения, а Ямагучи, под именем которого его будто бы похоронили, родился в 1916 году. Люшков был ярко выраженным европейцем, а похоронили его как японца. Если бы японские разведчики действительно убили Люшкова, то что бы им стоило похоронить его как русского, например, 1902 года рождения. Ведь русские в Дайренской миссии тоже имелись, и ничего необычного в том, что кто-то из них умер, не было. А так они могли бы лишь возбудить недоуменные вопросы у кладбищенских служителей, почему вдруг европейца средних лет хоронят под видом молодого японца. Если же Люшкова в действительности в тот момент не было, а весь спектакль предназначался для представителей советских спецслужб, которые вот-вот должны были появиться в Дайрене, то Такеоке и его товарищи могли выдать за урну с прахом Люшкова урну с прахом вполне реального японского военнослужащего, покончившего с собой в эти дни выстрелом в сердце. После объявления о капитуляции самоубийства среди японцев были обычным делом, так как кодекс бусидо не позволял сдаваться в плен.

Японской военной разведкой – Вторым бюро генерального штаба армии – с августа 1942 года до капитуляции руководил генерал-майор, позднее генерал-лейтенант Сэйдзо Арисуэ, бывший военный атташе в Италии. После войны он никаким репрессиям не подвергся, хотя и считался военным преступником класса А, а вполне плодотворно сотрудничал со своими американскими коллегами. Те еще в сентябре 1945 года попросили его создать внутреннюю осведомительную сеть для противодействия возможному коммунистическому перевороту. В 1974 году он даже издал мемуары, где о Люшкове по понятным причинам ничего не сообщил. Уже в 1948 году американские оккупационные власти создали японскую разведывательную структуру, в которую вошел и Сэйдзо Арисуэ. Так что у генерала были все основания предложить Люшкова американцам как ценный источник информации. А сразу после окончания войны Арисуэ стал собирать документы, чтобы было что продать американским спецслужбам. Люшков же в некотором отношении был ценнее многих документов. Так что у генерала явно были мотивы организовать для него операцию прикрытия. В 1992 году Сэйдзо Арисуэ мирно скончался в возрасте 97 лет.

Если это была операция прикрытия, то японцы своей цели достигли. Нет никаких сведений, что советские спецслужбы продолжали поиск Люшкова. Похоже, советских контрразведчиков гораздо больше устраивал вариант с погибшим Люшковым, чем вариант с Люшковым, исчезнувшим неизвестно куда. Во всяком случае, они не обратили внимания на явные нестыковки паспортных данных Люшкова и мифического (или реального) Ямагучи, равно как и не стали проверять, действительно ли Люшков 6 или 7 августа прибыл из Японии в Чаньчунь для дальнейшего следования в Дайрен, как о том показали японские офицеры.

Лично я думаю, что никто Люшкова не убивал. Он спокойно дождался конца войны в Токио и с ведома бывших руководителей японской разведки предложил свои услуги американским оккупационным войскам. Американцы тогда испытывали дефицит сведений о Советском Союзе, особенно о положении в высших эшелонах власти. Для Управления стратегических служб, будущего ЦРУ, даже сбежавший семь лет назад высокопоставленный чекист представлял большой интерес. Скорее всего, Люшкова под чужим именем переправили из Японии в Соединённые Штаты, где он и окончил свои дни. Почему американская разведка окружила дело Люшкова тайной, объяснить легко. В 1945-м СССР и США ещё были союзниками, а соглашение, достигнутое в феврале в Ялте, предусматривало возвращение на родину всех бывших советских граждан, оказавшихся в западных зонах оккупации. Узнай Сталин, что Люшков у американцев, приложил бы все усилия, чтобы добиться его выдачи или ликвидации.

Но почему же Генрих Самойлович не издал мемуары? Его коллега Александр Михайлович Орлов, тоже проживавший в США, после смерти Сталина выпустил «Тайную историю сталинских преступлений». Но Орлов сбежал в Соединённые Штаты самостоятельно и не находился на службе у американской разведки. Люшков же наверняка был под полным контролем американских спецслужб. Орлов почти всё время проработал в разведке и не имел никакого касательства к массовым репрессиям 30-х годов. Люшков же был одним из ревностных проводников «ежовщины» и в Азовско-Черноморском крае, и на Дальнем Востоке. Как разоблачитель преступлений коммунистического режима Генрих Самойлович не очень подходил, поскольку слишком сильно был сам в них замешан.

Рейхсмаршал Герман Геринг (1893–1946), ас-истребитель Первой мировой войны, главнокомандующий люфтваффе, человек № 2 в нацистской Германии, президент рейхстага, премьер-министр Пруссии, в последние дни Второй мировой войны был заподозрен Гитлером в намерении договориться с западными союзниками о капитуляции, снят со всех постов и исключил из партии. На Нюрнбергском процессе над главными нацистскими преступниками Геринг был основным обвиняемым. Он не признал себя виновным, не выказал ни малейшего раскаяния и пытался защищать политику Гитлера и развязывание Германией Второй мировой войны. Признанный виновным по всем пунктам и приговоренный к повешению, Геринг успел совершить самоубийство за несколько часов до казни.

Гитлер и Геринг. 1940-е гг.

Вечером 15 октября 1946 года полковник армии США Бёртон Эндрюс, ведавший охраной тюрьмы, где находились осужденные, посетил каждого из них и сообщил об отклонении их просьб о помиловании.

Казнь была назначена на два часа ночи 16 октября, и это время собирались держать в тайне от приговоренных. Но уже с вечера у тюрьмы стала собираться толпа журналистов, которые узнали о казни. Заключенные поняли, что настал их последний час. Из гимнастического зала раздавался стук топоров – там строили три виселицы (одну – запасную). Внутри тюрьмы свет, против обыкновения, не приглушали на ночь.

Тюремный капеллан капитан Гереке навестил Геринга между 7.30 и 7.45 вечера. Священник отметил в дневнике, что «Геринг выглядел хуже обычного, что и неудивительно, учитывая то, что ему предстояло».

После Гереке к Герингу зашел лейтенант военной полиции Джон Уэст для вечерней проверки и обыска. Он докладывал, что перетряхнул все личные вещи Геринга, включая постельное белье и матрас, и ничего запрещенного не нашел. Уэст также отметил, что Геринг выглядел веселым и много говорил.

В 9.30 Геринга посетил доктор Пфлюкер в сопровождении американского лейтенанта Артура Маклиндена, который не говорил по-немецки. Врач дал Герингу снотворную пилюлю, которую Геринг проглотил в их присутствии. Затем Геринг и Пфлюкер минуты три поговорили по-немецки, доктор пощупал у заключенного пульс, и они распрощались. Пфлюкер и Маклинден были последними, кто заходил в камеру к живому Герингу. У дверей камеры № 5 дежурил рядовой 1-го класса Гордон Бингам из роты C 26-го пехотного полка. Геринг уже был в ночной рубашке и во время посещения доктором и лейтенантом оставался в постели. Бингам позднее писал в рапорте, что после ухода Пфлюкера и Маклиндена он запер камеру и заглянул в глазок: «Геринг смотрел на меня, приподнявшись на койке и подавшись к окну. Затем он лег на спину, положив руки по бокам поверх одеяла. С того момента, как Геринг сел в постели, и до того времени, когда он вытянул руки по бокам, вне поля моего зрения оставалась его левая рука. Он лежал, не меняя позы, минут пятнадцать, а потом скрестил руки на груди и немного повернул голову влево. Тут я случайно сбил в сторону лампу и был вынужден поправить её. Когда я опять заглянул внутрь камеры, он смотрел на меня и показывал в мою сторону пальцами правой руки. Затем он вновь положил руку вдоль бока поверх одеяла. Так он лежал минут пятнадцать – двадцать, потом сложил руки на груди, подержал их так несколько минут, после этого накрыл сложенными руками глаза. Полежав так несколько минут, он опять положил руки на грудь, через короткое время расцепил их и опустил по бокам, потом сунул правую руку под мышку, поднеся локоть к глазам, потом сложил руки по бокам. Он пролежал так минут десять, потом посмотрел на меня и отвернулся. После этого пришла моя смена, возник небольшой шум, и Геринг опять на меня посмотрел. Потом меня сменили, и я ушел».

Бингама у камеры Геринга сменил рядовой 1-го класса Гарольд Джонсон. Вот его рапорт о том, что произошло дальше: «Я заступил на дежурство как караульный второй смены у камеры Геринга в 22.30. В это время он лежал на своей койке на спине с вытянутыми вдоль туловища руками поверх одеяла. Он оставался в таком положении без движений минут пять. Потом он поднял руку со сжатым кулаком, как будто закрывая глаза от света, затем опять положил её сбоку поверх одеяла. Так он лежал совершенно неподвижно примерно до 22.40, когда сложил руки на груди, переплетя пальцы, и повернул голову к стене. Он лежал так минуты две-три, – продолжает рядовой Джонсон, – а потом опять вытянул руки по бокам. Было ровно 22.44, так как я посмотрел в этот момент на часы. Примерно через две-три минуты он как будто оцепенел и с его губ сорвался сдавленный вздох».