Это был мой первый полет «наверх». Космический крейсер… Терра инкогнита. Маленький кусочек пока еще неведомой мне Русской Галактической Империи, присоединившийся к Советскому Союзу в борьбе с гитлеровской Германией. Для меня и моих товарищей за словом «империя» скрывается нечто косное, неповоротливое и безразличное к нуждам людей, зацикленное только на благополучии правящего класса. Осыпанная золотом и бриллиантами знать празднует трехсотлетие династии Романовых или открывает начало нового века грандиозным новогодним балом-маскарадом, где все наряды стилизованы под боярские одежды допетровской Руси… в то время как тысячи крестьянских детей умирают от голода, а правящая клика стыдливо повелевает именовать это явление недородом. По всей России доброхоты по копеечке собирают деньги, чтобы купить голодающим немного хлеба, а царские любимцы гноят эту пшеничку в пакгаузах и эшелонах.
– Ну хорошо, леди и джентльмены… – нервно сглотнув, медленно произнес тот, – я вас понял, но теперь давайте послушаем, какие у вас есть конструктивные предложения…
Я вдруг заметил, что наступает утро. Все вокруг стало быстро меняться: горизонт над морем залило бледно-малиновым цветом, море приобрело сиреневый оттенок, ближе к берегу переходящий в голубой, а затем и в бирюзовый. Песок стал тускло-желтым, почти белым… Потускнели и исчезли луны. Ветер подул в другую сторону; теперь он нес ароматы хвои, древесной смолы и меда. Стало ощутимо прохладнее. С изумлением я обнаружил, что этот чужой мир каким-то непостижимым образом, ежесекундно меняясь, постепенно становится похожим на наш, привычный взгляду землянина… Нечаянно подумалось, что все миры в какой-то момент становятся похожи друг на друга… потому что изначально были созданы одним и тем же Разумом. Как, впрочем, и населяющие их существа…
– Думаю, ты прав, – согласился Рузвельт, – и мы тоже не сможем им помешать. Ни у пришельцев, ни у русских просто нет ничего такого, на что мы могли бы надавить, вынуждая их вести себя поскромнее. Мы уже ввели против них свое моральное эмбарго, но его результат только самую малость отличался от никакого. Большевики все-таки разгромили финнов и заполучили свой плацдарм на Карельском перешейке. А в эту войну финны сидят тихо как мыши и боятся даже пошевелиться, чтобы о них ненароком не вспомнили и не привели к общему знаменателю.
Та кивает в ответ и – на этот раз мне точно не показалось – подмигивает мне… И снова погружается в загадочные манипуляции с блестящим прибором.
– С одной стороны, – ответила Малинче Евксина, – клан светлых эйджел, владеющий земельными угодьями, очень похож на помещика, а с другой стороны, он напоминает и на ваш колхоз, поскольку эйджел не признают за индивидами права владеть движимым и недвижимым имуществом. Кланы светлых эйджел совместно владеют земельными угодьями, а темные эйджел – своими кораблями. Это их образ жизни. Там, у себя дома, я служила Империи, но всегда знала, что если я выйду в отставку и вернусь домой, мой клан непременно примет меня обратно. Я там своя.
– Ты чувствуешь его? – тихо спросила она.
Во-первых – там был джентльмен в сине-черном парадном мундире, сухой и жесткий, как вяленая колбаса. От него за милю разило Флотом (тот, кто видел одного потомственного морского офицера, поколения которых родились и умерли на палубах своих кораблей, тот, считай, видел их всех). Во-вторых – рядом с командиром (а «джентльмен» мог быть только командиром и никем иным), как каланча, возвышалась одетая в такой же сине-черный мундир худая серокожая особа, которая при ближайшем рассмотрении никак не походила на мулатку. Не бывает у мулатов кожи цвета карандашного грифеля, отсвечивающей чуть металлическим оттенком, как не бывает больших голов, размером раза в полтора больше, чем голова обычного человека. Очевидно, что это и была та самая великая и ужасная Ватила Бе, которую германские генералы боялись как живого воплощения Сатаны. В-третьих – около нее стояла ее копия: такая же высокая, худая и большеголовая женщина, только та имела белую кожу с чуть желтоватым оттенком. Одежды на этой персоне были белого цвета и напоминали не мундир, а, скорее, архаичный купальный костюм с рукавами до середины предплечья и штанишками до середины бедра. Костистое лицо этой особы походило на отточенный нож, а глаза смотрели внимательно и оценивающе. Четвертый встречающий резко отличался от прочей честной компании – как своим простецким лицом, так и мундиром большевистского командира с красными комиссарскими звездами на рукавах. Его присутствие здесь говорило о том, что командование инопланетного корабля проводит переговоры с ведома и при полном одобрении доброго дядюшки Джо.
– Скорее всего, последнее, – сказал госсекретарь Корделл Халл, – первое, что сделала команда этого крейсера, завязав контакты с дядюшкой Джо, так это попросила о вхождении в состав СССР на правах отдельной административно-территориальной единицы, полностью автономной в своем внутреннем распорядке. Из этого наши специалисты сделали вывод, что эти пришельцы отнюдь не собираются подчиняться большевистским порядкам, в итоге планируя полностью переделать под себя все большевистское государство. Так поступают глубоководные рыбы-удильщики, подманивающие к себе жертвы яркими огоньками, обещающими прогресс, а потом заглатывающие их целиком и переваривающие на благо своего организма. Только вот империи – это не рыбы. Им всегда мало одной добычи, не закончив переваривание которой голодная империя начинает новую охоту. Сейчас жертвой пришельцев стал Третий Рейх и отчасти русские. Когда все закончится, то выяснится, что русские полностью интегрированы в Империю пришельцев, а германцы с такой же тщательностью уничтожены – и в этом случае стоит ожидать победоносного марша имперской армии по Европе, после чего мы можем ожидать начало действий в нашем направлении…
Ну а когда мы пришли… Доктор Иртаз Далер отлично владела русским языком, лучше некоторых известных мне советских генералов, поэтому у нас с ней сразу возникло полное взаимопонимание. Да и обследование было не особо сложным. Попросив меня раздеться до трусов, она бегло осмотрела мое тело выпуклым командирским глазом, сочувствующим «врачебным» голосом задала все положенные в таких случаях вопросы о самочувствии, а потом заставила пройти через ряд аппаратов – как она сказала, для медицинской диагностики.
Теперь это была реальность. Ее каюта, ее постель… Наваждение сна исчезло, опустившись в глубины сознания, но отголоски его вносили в происходящее особенную нотку – чего-то мистического, сказочного…
Внезапно мир вокруг меня наполняется звуками. Я слышу, как волны с легким шуршанием неторопливо катятся к берегу и, достигнув его, издают тихий плеск. Вслед за звуками в мое сознание врываются запахи. Головокружительно пахнет какой-то дивной свежестью, морем, теплым песком… Отчего-то пришло в голову, что именно так пахнет счастье. И я улыбнулся своим мыслям и вгляделся в полосу берега, освещенную чудным светом четырех лун.
Полет в небеса запомнился посланцу Рузвельта не слишком хорошо. В первую очередь потому, что аппарат пришельцев, в отличие от обычного самолета, не имел окон, так что нельзя было понять, движется это устройство или с закрытыми люками покоится на лужайке. Потом все кончилось, аппарель снова откинулась, только за ней находилась уже не поросшая травой лужайка резиденции Шангри Ла, а помещение с явно металлическими стенами, похожее на самолетный ангар авианосца. При этом прямо от аппарели начиналась красная ковровая дорожка, а вдоль нее выстроился небольшой почетный караул, в конце которого присутствовало командование инопланетного корабля.
– А что, Фрэнки, – спросил Гопкинс, – есть какие-либо сомнения в том, что нам удастся договориться?
Но главное находилось над головами встречающих. Огромный алый геральдический щит – на нем во всех подробностях был изображен золотой двуглавый орел, над головами которого парила темно-малиновая пятиконечная звезда, озаряющая его лучами. Для меня это было соединением несоединимого, а для имперцев в этом гербе заключался весь смысл их существования…
– Хорошо, товарищ Малинче, – сказал вождь, переглянувшись с Молотовым и Берией, – давайте еще раз обсудим выгоду, которую немецкие генералы планируют получить от вашего соглашения.
Она приложила мою ладонь к своему животу.
– Я тут что-то вроде хорошо вышколенного британского дворецкого, – усмехнулась голограмма Ипатия, – доверенный слуга, который говорит хозяину всю правду в глаза, и почти член семьи, но в то же время являюсь лицом подчиненным. Мой разум сух и беспристрастен, но мне неведомы обычные человеческие чувства: любовь, страх и ненависть; я всего лишь решаю задачки из учебника и поэтому легко могу перейти ту грань, которая отделяет дозволенное от недозволенного. Если бы американский вопрос довелось решать мне, то исходя из того, что я знаю о вашей стране, я бы просто приказал стереть ее в мелкодисперсную пыль и поставил бы наконец точку в этой истории. Карфаген, то есть Вашингтон, должен быть разрушен. Но мое командование считает, что это не их метод, поэтому и плетет сейчас тут с вами кружева дипломатии. Впрочем, если эта деятельность окажется неудачной и мы с вами не договоримся, то без гнева и пристрастия в дело пойдет мой первоначальный план, ибо двум империям на одной планете не ужиться.
Я так и сделал. И удивительно – едва моя голова коснулась мягкого внутреннего покрытия, меня сразу же неодолимо потянуло в сон. Последнее, что я помню из того, что происходило наяву, это закрывающуюся крышку установки.
ebooksa