– Не ненавижу, но ты меня сейчас бесишь. Тебе не кажется, что нам в этой истории слишком часто что-то кажется? – наткнувшись на Настин недоуменный взгляд, я пояснила: – То нам кажется, что рыжий мужик – это Левушкин брат. То нам кажется, что стонали в другом месте. То нам кажется, что Левушка трубку не берет, потому что его Гаврюша задолбала. А ты сама говорила, что отталкиваться нужно от известного, а не от «кажется».
– Ну все, ученик превзошел учителя, – хмыкнула Настя. – Нет, ты права. Когда в одном месте так много разных мелких странностей, надо искать одну большую странность. Но тут их две – сам Левушка и куча непонятного в его квартире.
– А почему ты это разделяешь?
– Потому что есть два варианта: либо это Левушка по каким-то причинам устроил Гаврюше над головой филиал ада, и тогда от него в теории может исходить опасность. Либо он не имеет к этому никакого отношения, и тогда опасность может грозить ему самому.
Я закатила глаза:
– Как можно не иметь отношения к тому, что происходит у тебя дома?
– Легко. Если тебя держат на цепи в подвале, например. Или выкинули избитого до полусмерти в ста километрах от города.
В голове моментально появился образ грустного Льва, который был печальнее обычного, потому что сидел в каком-то темном тесном помещении. И еще у него был подбит глаз – в моем воображении, во всяком случае.
– На жертву Левушка похож больше, чем на преступника, – жалобно протянула я.
– Полякова, если бы все преступники были похожи на преступников, мы бы жили в идеальном мире. И потом, Гаврюша что сказала? Нелюдимый, закрытый, на бедного старого дядю плевал всю жизнь, – принялась загибать пальцы Настя. – Чем не маньяк?
– Ладно, допустим. Хотя, чтоб ты знала, маньяки чаще всего обаятельные и вызывают доверие.
– Надеюсь, эта информация мне никогда не пригодится.
– Ну, мало ли. Вдруг решишь повыпендриваться, как я сейчас? – Мы рассмеялись, и я продолжила: – Но ты можешь объяснить, зачем преступнику курочить собственную квартиру?
– А с чего ты взяла, что он ее курочит? – Настя поежилась. – Может, он там кого-то в заложниках держит и пытает.
– Не может.
– Почему? Сама говоришь: слышала стон. И Гаврюша рассказывала, как вчера вверху орали.
– По-моему, чем больше мы об этом говорим, тем сильнее путаемся.
Мы не сговариваясь повернули к Настиному дому, попинали случайно подкатившийся мячик – в нескольких метрах от нас маленькие мальчики играли в футбол, и самый храбрый из них крикнул: «Слышьте, отдайте, по-братски». Я сильным ударом отправила мяч обратно.
– Ладно, а как быть со вторым племянником? – спросила я.
– А что с ним быть? – Настя проводила взглядом мяч. – Приятный человек, с Левушкой не общается, находится вообще черт знает где.