— Гены… — кивает Майко.
— Папочка! — кричу я и раскрываю объятия. — Как я долго тебя ждал! Ну, теперь заживем!
— Не, не, не! Этого быть не может! — Питер вскакивает на ноги и делает прыжок в сторону — так, чтобы между нами находился стол. — Это же неправда!
— Папочка, сколько дней рождений, сколько подарков на Рождество… ну и, конечно, ты должен научить меня обращаться с женщинами. Ну, там — пестики-тычинки, все такое… — улыбаюсь я. Питер сглатывает комок в горле и пятится.
— И алименты не платил все это время. — осуждающе качает головой Акира.
— Акира-сан! И ты!
Глава 20
Этот город никогда не спит, никогда не отдыхает, никогда не разжимает свои челюсти — если он уже вцепился в тебя, в твою душу, в твое сердце, он с тобою навсегда. Он заглядывает через твое плечо, когда ты пишешь отчет о работе, подталкивая твою руку напечатать что «ситуация с социальной интеграцией магов в городе А1, настроения социума к магически одаренным — А1, приемлемость насилия на почве неприязни и ксенофобии — Z40». Этот город хлопает тебя по плечу и понятливо улыбается, когда вечером, вместо того, чтобы ехать домой, ты заворачиваешь в ближайший бар. Он наливает тебе каждый стакан отвратительного, дешевого пойла, следя за тем, чтобы ты выпил все до дна. И, конечно, же он лежит в постели, рядом, ухмыляясь всеми своими гнилыми зубами, когда тебе так нужно, чтобы его рядом не было.
Горо поднял голову и посмотрел на мирно спящую рядом Кеко. Город еще не успел сожрать ее, вцепиться в нее своими клыками, искалечить ее настолько, чтобы она начала так же, как и все, печатать лживые отчеты о том, что все хорошо, не обращать внимания на то, чего по мнению начальства не существует, и напиваться до чертиков в конце каждого рабочего дня. И до конца недели она уедет в Токио, оставив этот город захлебываться от бессильной злости. Этот раунд будет за ним, подумал Горо, давненько я не выигрывал, давненько я смирился с тем, что город творит, что хочет, и каждый раз просто вздрагивал, как собака, на чью спину падает хлыст хозяина.
Но не в этот раз. В этот раз — он победит. Жена ушла из дома, уехала с каким-то рекламным агентом, оставила записку и забрала все сбережения. У него дома теперь даже кровати нет, пусто. Скоро уедет Кеко, и он снова останется один на один с этим городом. Хорошо, думает Горо, пусть. Это и есть его работа — умирать в этом городе. И пытаться делать что-то лучше.
Он осторожно встал с кровати и подошел к окну. Отодвинул штору. За окнами шел дождь и огни ночного города были размытыми пятнами на стекле, рисунок сумасшедшего абстракциониста. Где-то прозвучала сирена ночного патруля, прогрохотал голос, усиленный мегафоном. В небе скользнул луч прожектора. Хотелось закурить, но сегодня они были у Кеко дома, а у Кеко дома нельзя курить. Соседи будут ругаться. Горо было плевать на соседей и на правила общежития, но ему было не плевать на Кеко, потому он терпел.
Он уже принял решение уйти из СКПУ. Получить заслуженную пенсию и орден «За выслугу лет», распить бутылку виски с коллегами. И может, даже переехать. Подальше от этого города. Появление Кеко вселило в него робкую надежду, что может быть он сможет выжить, сохранить себя в этой борьбе. Но он не мог это сделать сейчас, просто потому, что он, наконец, забрал эту папку с работы. Никто ее не хватится, дело закрыто. Город постарался замести следы.
Горо оделся, стараясь не разбудить Кеко, осторожно, заранее планируя каждое движение. Все равно нашумел, конечно же.
— Ты куда? — подняла голову с подушки Кеко-тян, смешно моргая заспанными глазами. — Собрался куда-то?
— Я пойду, покурю. — говорит Горо, застегивая пуговицу на рубашке. — Спи, все в порядке.
— Тебе надо бросать, — поучительно говорит Кеко-тян, снова роняя голову на подушку, — вредно же.
— Конечно. — он целует ее в лоб, наклоняясь над кроватью. Она бормочет что-то невнятное и сразу же засыпает. Горо обувается и выходит на лестничную клетку. Спускается вниз. У подъезда стоит группка молодежи, они курят, плюются на асфальт и двигаются в такт музыке, которая доносится из старого приемника. Смеются. Он проходит мимо, не обращая внимания. Этим уже не помочь. Город пожирает их и скоро от них останутся только тела, выполняющие бессмысленные движения, с утра едущие на работу в набитых электричках, а вечером — заполняющие собой бары в центре. Каждый день, каждую ночь. Смерть на рабочем месте от выгорания на работе. Смерть на рельсах метрополитена. Смерть в ванной. Конец один. Мотыльки.
Он идет по ночному городу, держа руки в карманах. Он знает его повадки. Но сейчас дело не в нем, не в Горо. И даже не в Кеко. Дело не в Сумераги-тайчо и ее Эскадроне Смерти. Сейчас дело в шестьдесят восьмой. Даже думать об этом деле было неприятно. Приходилось напрягать самого себя, чтобы вспоминать об этом.
Горо остановился возле ночного киоска. Продавец дремал, опёршись на руку и от уголка рта вниз стекала ниточка слюны. Горо постучал о прилавок и тот мгновенно проснулся, утер рот и даже попытался улыбнуться.