Исполнитель

– Умерла от тифа осенью 1919 года.

Работали Яблоков и Некрасов в другом купе, которое являлось канцелярией штаба. Печатая различные документы и приказы, Юра узнал, что их полк является резервным в 10‑й армии, которая должна будет поддерживать 1‑ю Конную армию Будённого в наступлении на линии Царицын – Тихорецкая.

– Всё сходится! Не соврал! – произнёс он вслух, закрывая тощую папку.

– Привал! Можно покурить! – последовала команда.

– Что‑то здесь не так! – подумал Некрасов, внимательно наблюдая за Кружовицким. – Человек, который очень хочет курить, должен жадно и глубоко затягиваться, наслаждаясь вкусом и запахом табака. А этот? Он только быстро палит папиросы…

Теперь Арсланьян был очень доволен результатами работы уполномоченного особого отдела Некрасова.

Ответом ему было настороженное молчание.

– Да, входите! – сказал Силаков.

– А зовут тебя как, ангел‑спаситель? – спросила ему вслед Екатерина.

– Ну что, Некрасов Юрий, полковой воспитанник, кидай свой "сидор" на нары и сядай к нам! – сказал Саленко.

Худой стал биться в конвульсиях и заваливаться на спину.

Пахомов напряжённо‑тупо смотрел на Кружовицкого, а тот, очевидно, куражась, продолжал:

– Нет у меня дома, дяденька красноармеец, – печально ответил Некрасов и, добавляя новые подробности, принялся рассказывать о "матери, умершей от сыпного тифа и отце‑герое, повешенном на вокзале беляками". Когда он замолчал, в теплушке царила полная тишина. Было очевидно, что его рассказ потряс всех слушавших.

– Я бываль в этом городе. Бываль… А скажи, дом у вас большой быль?

– А кем у тебя отец работал до войны? – спросил высокий.

– Добрый вечер! – произнёс с лёгким кавказским акцентом вошедший.

– Белые! – вдруг раздались крики. – Белые!

– Ека‑те‑ри‑на! – обомлел от удивления Юрий.

– В штабе он. Вон, вишь вагон пассажирский в середине эшелона, – объяснил тот Константину.

Юрий с ужасом осмотрел закопчённую теплушку, которую занимал взвод Ивана Саленко. Высокие трёхъярусные нары из неструганных досок были чуть присыпаны соломой. Вокруг раскалённой до малинового цвета чугунной печки‑буржуйки сгрудился весь взвод.