Грозин зациклен на делах, с ним оказывается невозможно поговорить о чём-то отстранённом. Добрыня успевает налакаться — он прихватил флягу самогона с половину себя размером. У девчонок там свои разговоры, мне в них места нет.
Пускай щебечут, мне надо, чтобы Жанночка как следует влилась в команду любительниц Ярослава Котова.
Поэтому решаю отправиться погулять по поезду.
Хорошая идея, казалось мне тогда. Кто же мог знать, что я встречу говнюка, о котором и думать забыл? И что он попытается меня убить.
И у него даже почти получится.
Пройдя через дворянские вагоны, оказываюсь в вагоне-ресторане. И мне вдруг так люто начинает хотеться чебуреков! Вспоминаю тот киоск на перроне и почти бегу к официанту.
— Чем могу… — начинает тот.
— У вас есть чебуреки?
Лицо официанта вытягивается, и все посетители вагона-ресторана смотрят на меня, как на кусок говна.
— Нет, господин, — будто сдерживая гнев, говорит официант. — Такое у нас не подают. Если вам угодно отведать подобное, хм, блюдо, нужно направиться в вагон-ресторан для простолюдинов.
— Где он?
— Дальше, через пять вагонов.
Что поделать, отправляюсь туда. И плевать, что все провожают меня осуждающими взглядами.
Однако простые вагоны разительно отличаются от дворянских. В них нет купе, открытые полки, на которых лежат разного рода граждане. Обычные работяги, толстые тётки, визжащие дети, а также довольно маргинальные личности.
Пахнет пивом, грязными носками и потом, раздаётся храп и бесконечный бубнёж пассажиров. Блин. Я сам простолюдином был, ничего не имею против. Но это вагон для скота какой-то.
Когда я прохожу мимо, все затыкаются и провожают меня взглядом. Ещё бы, я богато одет и вообще хорошо выгляжу, плюс родовой перстень на пальце. Сразу видно, что парень не простой.
Добираюсь, наконец, до «обычного» вагона-ресторана. Здесь всё гораздо печальнее, чем в дворянском. Маленькие грязные столы, пятна на полу и накурено так, будто туман стоит.
Официантов, конечно же нет, только недовольная бабуля за стойкой. Подхожу к ней и шлёпаю о стойку купюрой:
— Пять чебуреков.
— Сдачи не будет, — бурчит она.