Хотя… ну ладно, допустим, в процессе обретения люлей и получения душевных лещей жрец Яра «отъярил» навку, привязав её к особняку, заякорил или что-то такое. Ну, теоретически, возможно.
— Вопросы к вам, уважаемые. Вы Барибала не призывали?
— Нет, почтенный, — надулись на меня оба беролака.
«Они не могут», — фыркнул Потап. — «То есть могут, но этот мелкий ответить не может, да и не поймёт. Он совсем глупый, говорить не умеет».
— И делает териантропов, тотемный дух? — удивился я.
«Ну да, одно другому не мешает. Как был глупым зверем, так и остался. Силы набрал только. Ну а что щенков наделал, так думать для этого и говорить не надо».
— Младенцы и старики у вас в последнее время умирали? — уточнил я.
— Барибал упаси! И боги! Нет, почтенный, уже больше года все живы.
Хм… ну ладно. Предположим: навка отжралась на простых людях в городе, была незаметна и аккуратна. Готовилась к «атаке на особняк», где владетели, которые по своим кулинарным свойствам…
«Без разницы», — выдал Потап.
Тогда просто хрень редкостная: силу противника навка чувствует. И лезть в особняк владеющих будет либо если голод отключил мозги, либо она столь сильна, что ей похрен на владетелей и тотемного духа… Только нахрена ей тогда ВООБЩЕ быть навкой⁈
— Слушай, Потап. А не может эта навка попытаться… Ну я не знаю, сожрать тотемного зверя? Этого Барибала? Потому что иначе — бред абсолютный: если она достаточно сильна, чтобы справиться с владетелями, то ей нужны медиумы, энергия дестабилизирована. И никакие пожирания ей не помогут…
«Не совсем так, но похоже», — задумчиво отэманировал топтыгин. — «Но если без щенков — она жрать должна так, что страшно».
— И не пара-тройка слегка душевно контуженых, а нахрен мёртвый город.
«Во-во», — подтвердил Потап. — «А если не сильна — то на кой она в логово этих чернышей полезла? И почему они с ней не справились? Они слабаки, конечно, но не настолько слабаки, и много их. Сам не понимаю, шебуршень», — озадаченно сообщил он.
— Опасно может быть?
«Щенок трахаля сказал — сидит на месте. Другие щенки, к которым черныши ходили — так же себя вели», — начал рассуждать топтыгин.
Что, кстати, было ого-го каким показателем возможной опасности: обычно Потап рычал: «на одну лапу положу, другой прихлопну!» — причём не врал. Мне, правда, от его лаположества почти каждый раз доставалось…
«Неблагодарный шебуршень!»
— Раззявистая клуша!