Строит глазки в камеру и, приподнявшись, похабно елозит промежностью взад-вперёд по грудине урода.
– Не-не, ты снимай! – повышает голос на «оператора». – Смотри, как я могу!
Крутит бёдрами, параллельно встряхнув руками волосы, призывно облизывает губы. «Оператор» сопит недовольно, но снимает, деваться некуда – сам же устроил прямую трансляцию, теперь слабо отключиться, зрители лохом назовут, рейтинг занизят или что там у этих сетевых дегенератов.
Тем временем лежащий придурок пришёл в себя: кряхтит, извивается, стараясь освободить руки. Берт игриво тянет:
– Расслабься, малыш, – несколько раз подпрыгивает сильнее, чтобы установить субординацию, а затем тычет указательным пальцем ему в нос: – Пунь!
Сжимает его нос двумя пальцами и уже серьёзно говорит:
– Ну что, урод, давай. Извиняйся или сломаю.
«Оператор» окончательно зассал и всё-таки опустил камеру. Руки так и чешутся ему тоже дать по шее.
Влада просительно тянет:
– Да не надо…
Но Берт не отрывает взгляда от лица качка и держит его за нос, словно собирается выключатель повернуть.
– Три. Два.
– Извините, – вопит тот до смешного гнусаво.
Берт зажимает нос себе и передразнивает:
– Звини-ите… Урод.
Спрыгивает. Отступает на пару шагов. Театрально кланяется зрителям, то есть нам. Обувается. Крутая у меня сеструха, аж гордость берёт!
Выродки бухтят, сваливая, но мы уже не обращаем на них внимания.
Пока возвращаемся обратно к центральному входу в мебельный, я чувствую в сознании аккуратно щупающие пальцы Влады. Вопросительно смотрю на неё.
Сестра было отводит взгляд, но затем всё же решается:
– Что-то случилось. Ты сам не свой.