– Ты знаешь, что я права. Тебе самому нужна помощь. Есть же психологическая поддержка для семей пострадавших.
– Каких ещё «семей»… – ворчу я неловко, отводя глаза.
– Ой, давай ты не будешь мне эту херню втирать, а? Это можешь всяким вашим мужикам рассказывать, Главному и прочим, но не мне. Давай пойдём, и я посмотрю, хорошо?
– Мне не надо, чтобы ты «смотрела»! У нас тут, блядь, не кино – смотреть! Ему помощь нужна, но не в этих ваших больницах, где закроют в дурке, кота в руки сунут и типа помогли!
Като прыскает от смеха, но в ответ на мой раздражённый взгляд подбирается.
– Извини, как-то внезапно. У меня нет с собой кота, – она похлопывает по объёмистой сумке.
Смотрит выжидающе, и я, помявшись, всё же отступаю от двери.
Но когда Като берётся за дверную ручку, накрываю её пальцы ладонью, останавливая, и говорю с нажимом:
– Только давай без тупых советов и всякого этого снисходительного дерьма. А если нет, лучше сразу уходи – я сейчас действительно не в настроении.
Она прикладывает два пальца над сердцем – туда, где на униформе нашивка с фамилией.
– Обещаю. Может, наконец-то пустишь?
– Я первый. И не подходи к нему близко.
Отодвинув медичку, распахиваю дверь кухни и топаю к комнате.
Останавливаюсь, стучу. «Ру, это мы».
Образы в его сознании меняются – как будто Эйруин вынырнул из воспоминаний в настоящее. Оглядывает комнату: опасное помещение, перегружающее органы чувств. Всё вокруг слишком резкое, яркое и контрастное. Кажется, что само пространство искажено, и от этого мутит.
Пауза.
Като было тянется к дверной ручке, но я бухаю кулак в стенку гардероба, перегораживая путь.
Наконец в сознании звучит: «Кто с тобой?»
«Врач. Нормальный. Можно мы зайдём? Пожалуйста?»
Пауза.