Счастливого дня пробуждения

22
18
20
22
24
26
28
30

– Увидишь, – кладёт он ладонь на мою голову, а затем передаёт мне свёрток.

Он ужасно тяжёлый, большой, увесистый, как кирпич. Я удивлённо смотрю на него, вертя в руках. Он такой широкий, что закрывает собой мои бёдра.

– Я отсутствовал на зимних праздниках, но не подарить подарок было бы кощунством, – мягко поясняет доктор, встаёт с места, глядя на меня сверху вниз, и прячет руки в карманы халата.

– А я… Я могу его открыть? – не верю я своему счастью.

– Вперёд, – кивает он.

Я осторожно разворачиваю пергаментную бумагу, мне страшно её порвать. Невероятно! Это огромный и красивый атлас в алой обложке. «Анатомия человеческого тела» – гласит золочёное тиснение. Я начинаю её листать. Она старая, в ней очень много иллюстраций и схем. Они цветные и подробные, глаза сами собой магнитятся к похожим на узоры зарисовкам кровеносных сосудов и мягких ветвей бронхов.

– Когда-то я сам по ней учился. И мне кажется, тебе бы она тоже понравилась.

Ещё бы! Если эта книга способна дать мне хоть крошечку знаний доктора, то я её всю изучу от корки до корки! Все слова благодарности застревают, я ни звука издать не могу. И как-то уже и те материалы не кажутся чем-то значительным по сравнению с этим.

Глава 4

– Надень. – Доктор протягивает мне резиновые перчатки, которые скрипят от малейшего движения. На нём самом тряпичная хирургическая маска и шапочка, чтобы волосы не попадали в глаза.

Я подхожу к столу, яркий свет отражается в металлической поверхности и слепит. В перчатках не особо удобно, они мне большеваты, от маски на носу кожу опаляет собственным дыханием. Не понимаю, как можно так проводить часы, а доктор словно и не замечает неудобств.

На столе, на подносе, я вижу распластанную коричнево-зелёную древесную лягушку. С недавних пор у нас начались новые уроки. Уроки анатомии. Их мы проводим в другом помещении в больничном крыле – его называют «процедурным кабинетом» или «препарационной». На этих уроках доктор объясняет мне строение живых организмов, в основном млекопитающих, но не только их. А сегодняшний урок особенный. Практический.

– Это самец или самка? – спрашивает доктор, смотря на меня.

Для земноводных вопрос с подвохом. Я разглядываю лежащую передо мной лягушку: небольшое ухо, горловой мешок не выражен, подушечек на лапах нет.

– Самка.

– Верно. – Доктор передаёт мне диссектор[2] и хирургические ножницы.

Я выдыхаю. Настало время показать, что я теперь знаю и умею. Я защипываю кожу внизу живота, делаю первый надрез – она режется легко, будто куриная. Весь прошлый урок у нас был посвящён теории препарирования, и мне, кажется, всё уже знакомо. Кожа легко отделяется от мышц, будто вовсе к ним не подсоединена – лишь тоненькая мембрана гиподермы рвётся под лезвием.

– Раньше некоторые люди верили, что, если опустить лягушку в крынку с молоком, оно не будет так быстро скисать. Впрочем, не сказать чтобы они сильно ошибались. – Доктор поводит плечом, наблюдая, как я делаю надрез за надрезом. – В их слизи высокое содержание пептидов. Из-за этого у неё высоки бактерицидные показатели… Ну-ка, а чего у лягушек нет? – Ткнув в её мягонький живот щипцами, он будто подсказывает мне ответ.

– Рёбер! – догадываюсь я, вспоминая иллюстрации из пособий по герпетологии.

Поверх маски я вижу: его глаза чуть сощурились, как от улыбки. Так, аккуратный Т-образный разрез, сквозь плёнку уже просвечивают органы.