Счастливого дня пробуждения
Я смущаюсь ещё больше, прячу связку за спину, запоздало пытаясь скрыть следы своего очевидного преступления.
– Ну ладно, мы Николаю ничего не скажем. Может, угостить тебя молочком?.. Ах, чего же это я, – всплёскивает она руками. – Тебе же нельзя!
– Молочком? – переспрашиваю я.
Я знаю, что такое молоко – это жидкость, которой млекопитающие виды вскармливают детёнышей. Люди могут пить молоко разных сельскохозяйственных видов даже во взрослом возрасте и делать с ним различные блюда, но мне-то еда не нужна. Потому что я особенное существо. И всё же мне очень-очень интересно, какое оно и что вообще такое еда. Раньше мне только мыло лизать приходилось, но на вкус оно было совсем не такое, как на запах, – со вкусом разочарования, – и это надолго отбило у меня желание ставить опыты на пищеварительной системе. И потому я говорю:
– Неправда, мне можно!
– Да? – удивляется женщина, оценивающе смотря на меня. – Так тебе разрешено кушать?
Я киваю. Она неуверенно поджимает губы и идёт куда-то по коридору. Когда она щёлкает выключателем и над головой зажигается лампочка, я догадываюсь, что это кухня: чёрная старая газовая плита, огромная – выше меня – корзина с тряпьём, на полках – целые армии горошков, банок, кастрюль, сковородок. Я забираюсь на высокую табуретку перед столом и кладу на него подбородок. Невольно так широко зеваю, что суставы щёлкают. Женщина берёт с полки гранёный стакан, открывает жутко жужжащую холодильную камеру и достаёт оттуда сотейник. Переливает немного кремово-белой жидкости в стакан и ставит передо мной.
Я осторожно нюхаю напиток. У него слабый, ни на что не похожий запах, вообще-то немножечко даже противный, какой-то телесный. Но надо притвориться, что мне это не в новинку. Я делаю маленький глоточек, гоняю жидкость во рту. Вначале вкус кажется гадким, почти тошнотворным, но потом проступает приятная жирная сладость. Женщина всё это время внимательно меня разглядывает, подперев голову мягкой рукой.
– А вы тут живёте? – Я слизываю с губ плёночку молока.
– Конечно. Я тут много работы по дому выполняю. – Она улыбается и, облизав палец, смазывает что-то с моей верхней губы.
– О-о, так это вы стираете все эти полотенца и простыни? – догадываюсь я.
– Стираю, – кивает она. – И ковры чищу, и полы мою, и готовлю, и вещи утюжу.
– Ого! А вам не скучно? А вы тут одна? А вам кто-то ещё помогает? – засыпаю я её вопросами.
– Не одна. – Она снова запинается. – Но не уверена, что мне можно об этом тебе рассказывать.
– Ну расскажите! Я никому-никому не скажу! – заверяю я её, мотая головой. – Честное слово!
– Ну, хорошо. – Я вижу, что она ещё сомневается. – А ты ведь знаешь, что ты такое?
– Разумеется! – энергично киваю я, барабаня пятками по перекладине табуретки. – Меня доктор создал! Я самое особенное существо, которое, может, даже никогда не умрёт!
– Да-а, – тянет она, печально щурясь. – Особенное… А ладно, неважно. Не должна я тебе всё это говорить. – Женщина отмахивается, но видно, что что-то не даёт ей покоя, будто она сражается сама с собой. – Всё глупости.
– Ну пожалуйста! Пожалуйста-пожалуйста! – ною я.
– Ну… Знаешь, лапушка, – она бросает на меня долгий взгляд, и я чувствую, что ей очень не нравится этот разговор, – тут ведь есть ещё такие, как ты.