Счастливого дня пробуждения

22
18
20
22
24
26
28
30

– А… – я запинаюсь: кажется, это глупый и слишком эмоциональный вопрос. Я неуверенно вожу ногтем по ковру, отчего на ворсинках будто появляется узор. – А что, получается, со мной тогда больше никого не будет? Это как-то… Немного грустно.

Я слышу, что доктор откладывает книгу, и поднимаю на него глаза.

– Между нами чуточку больше общего, – задумчиво начинает он, а затем расслабляет галстук и расстёгивает верхние пуговицы. Он чуть отодвигает воротник, и – ничего себе! У него шрамы! Со стежками! Такие же, как у меня!

– Ох! – Я взволнованно вскакиваю с ковра, глядя на знакомый узор, но не на своей, а на его груди. – То есть вы тоже?! Вы тоже сможете жить вечно?

– С собственным телом я пока так и не смог справиться до конца. – Он горестно качает головой, и это меня расстраивает. – Но если ты пожелаешь перенять мой опыт, вместе мы сможем преодолеть любые беды. И даже победить смерть.

И во всём вдруг появляется смысл – так много смысла, что я невольно задерживаю дыхание. Картины ближайшего будущего расцветают невероятными фейерверками, каких и не могло представить моё воображение. Это даже лучше, чем мои самые смелые надежды. Изучить тайны природы, заглянуть в самые потаённые уголки жизни, сделать множество открытий, посмотреть весь земной шар и даже больше – и всё это не в одиночку, а вместе!

– Конечно! Конечно! – практически кричу я. – Научите меня!

И лишь одна вещь меня печалит: неужели всё-таки настанет момент, когда и доктор покинет меня?

* * *

Библиотека доктора находится этажом ниже под больничным крылом, прямо под операционной. Попасть туда можно по той же лестнице, по которой мы спускаемся в сад. Помню, как забавно было впервые идти туда: точно такой же коридор, та же планировка, двери на тех же местах, но всё другое – стены покрыты узорными обоями, а не краской, на полу нарядная плитка и ковровая дорожка вместо голого кафеля, на окнах тяжёлые гардины, которые приятно щупать и крутиться в них, будто заворачиваясь в конфетную обёртку (конечно, только пока Николай не видит). Впрочем, все двери тут так же запираются, и мне никуда не попасть без разрешения.

Уже настала тёплая и солнечная середина весны, воздух мягкий, будто пар от оксида кальция в воде. В прошлый раз на прогулке мы рассматривали почки – в теории мне о них было известно абсолютно всё, но только сейчас удалось разобрать их и посмотреть вживую, из чего же они состоят. Настоящее чудо жизни в миниатюре.

Сегодня доктор сидит за письменным столом с блокнотом и книгой, что-то рассчитывая на бумаге; успокаивающе шуршит его стальное перо. Я, устроившись на подоконнике, наслаждаюсь тёплым свежим сквозняком, гуляющим от окна и до двери. Ветер шевелит волосы, будто пытается погладить. Мы только что провели невероятно сложную аутопсию, где меня учили не только отсоединять ткани, но и сшивать их вновь. И теперь меня немного сморило.

Библиотека – единственное известное мне помещение, где окна открываются целиком. Отсюда видно весь залитый приветливым солнцем двор, хоть и так же, как и везде, только через решётку. И вдруг на периферии зрения у подножия дома я подмечаю какое-то движение, перевожу туда взгляд и… Это человек! Человек! Какая-то женщина! В длинном коричневом платье и косынке. Поспешно выходит из двери соседнего крыла и, озираясь, со всех ног бежит за угол.

Я приподнимаюсь на своём месте, вытягивая шею, затем взволнованно оборачиваюсь на доктора. Секунду что-то невразумительно мямлю, потому что от ступора мне и сказать-то нечего. А он поднимает задумчивый взгляд, который ещё застилает пелена проводимых в уме расчётов. Но постепенно взор его проясняется, и доктор вопросительно привстаёт из-за стола.

– Там, там! Там кто-то был! – Я тычу пальцем в окно. – Вон! Вон там! Женщина!

Доктор чуть сощуривается, заводя руки за спину, и подходит ко мне, пока я пытаюсь объяснить, кто там только что пробежал. Он кивает и, не говоря ни слова, покидает комнату.

– Николай! Николай! – слышу я его грозный голос из коридора. – Иди сюда немедленно!

Я слышу торопливые подволакивающиеся шаги и дисгармоничный звон ключей, слышу, как доктор просит старикана пока присмотреть за мной. А потом куда-то уходит, оставляя меня в недоумении и в компании Николая.

– Ну-ну, давай, нечего там прохлаждаться! – брюзжит он, выводя меня из библиотеки, и запирает дверь. – Опять с ногами на подоконнике! Мало я тебя колочу!

* * *

Здесь кто-то ещё живёт! Кто-то ещё есть в этом доме! Ну конечно, я ведь едва ли треть особняка знаю, а что и кто находится дальше больничного крыла и библиотеки, мне неведомо. Я даже до сих пор не знаю, как выглядит дом по ту сторону. Мне-то позволено гулять лишь на заднем дворе. Но ни на какие мои расспросы Николай отвечать не желает.

Однако кое-что ещё узнать удалось: как-то мне захотелось посмотреть, что будет, если я долго не буду спать. Конечно, из-за инъекции снотворного это было непросто, но выполнимо. И оказалось, что Николай, как и я, живёт в больничном крыле, та последняя запертая комната – его спальня. А значит, если я дождусь, когда он уснёт, я смогу взять его ключи и посмотреть, что ещё находится в особняке.