В багаже кого-то из пассажиров Батый нашел две черных чадры – традиционное покрывало, закрывающее восточную женщину с головы до ног.
Потянулись томительные часы ожидания. Потом счет пошел на минуты. Примут власти их условия или нет? Наконец ровно в час тридцать ночи прожектора потухли. Понеслось! Несколько минут никто ничего видеть не будет.
Батый распахнул задний люк Боинга, выпрыгнул и откатился в сторону от самолета в редкие кустики. От непривычки женский просторный балахон закрутился вокруг тела, как кокон, так что он еле смог распутаться. Следом прикатилась другая фигура в черном. Глаза еще не адаптировались, поэтому они ползли по памяти. Больно ударившись сослепу о какой-то железный ящик из аэродромного оборудования, они поняли, что направление верное, и сноровисто поползли дальше к забору из колючей проволоки. Ну вот и пригодились навыки ползания по-пластунски, закрепленные на полосе препятствий в лагере палестинских террористов.
Интуитивно Батый почувствовал опасность и с силой прижал капитана к земле. Они замерли. За железный ящик, от которого они отползли всего лишь метров на пять, метнулись две тени. У одной из теней пиликнула рация, и они услышали, как приглушенный голос по-английски произнес: «Мы на месте». Бойцы американского антитеррористического отряда не стали поддаваться на соглашение с захватчиками и скрытно выдвинулись ближе к самолету для молниеносного броска.
Беглецы замерли.
Пока стояла темнота, их под темной чадрой было не видно, но, как только снова включатся прожектора, вероятность, что их засекут, резко увеличивалась. До колючки оставалось метра три. Медленно, вжимаясь в песок, молясь, чтобы ничего не звякнуло, беглецы упорно ползли в сторону ограждения. Пыль и песок забивали нос, рот, глаза. Пот катил градом. Руки до крови посекла жесткая трава, но они упрямо ползли. Свет зажегся, как всегда, внезапно. До спасительной проволоки оставался метр. Пусть не сразу, но через пару минут их засекут.
Возможно, аллах услышал их молитвы, а может быть, Лейла решила им помочь выиграть еще какое-то время. Над взлетной полосой раздался звонкий женский голос:
– Внимание всем! Мы сдаемся! Подайте лестницу, будем выпускать пассажиров.
Рация у янки снова пиликнула, оттуда донеслась команда: «Гоу». Бойцы не оглядываясь понеслись к лайнеру.
Юрген рывком преодолел остаток пути. Дальше он действовал, как учили на курсах уже разведчиков КГБ СССР. Он поймал колючку в рогатку между магазином автомата и цевьем, деревянной накладкой под стволом, затем резко перевел оружие в вертикальное положение. Первым в образовавшуюся щель полез палестинец. Чадра зацепилась за железные колючки, но, к счастью, ткань была довольно тонкая, и капитан, практически не останавливаясь, как дикий кабан, прорвался за ограду. Следом то же самое проделал и советский нелегал.
Выбраться из пустыни пешим ходом – смертельный риск, сделать это можно только на транспорте по автотрассе.
От аэропорта Дар-Эль-Бейда вели три дороги. На север – в Туггурт, на запад – в Гардая и на восток – в сторону Дебдеба через Большой Пустынный Эрг. «Эргом» арабы называют море песка. Так вот Большой Пустынный Эрг – это просто океан песка, и человек в нем не капля, а песчинка.
Полиция выставила передвижные посты на всех трех дорогах и досматривала каждый автомобиль, надеясь задержать беглецов. Ну не пойдут же они в пустыню, находясь в здравом уме, а если пошли, то искать их бесполезно.
Они пошли. В пяти километрах от аэропорта находились давно заброшенные резервуары для авиационного топлива. Большие железные бочки были установлены еще англичанами, когда они строили аэропорт в начале двадцатых годов. Со временем резервуары пришли в негодность и стали просто элементом пустынного ландшафта. От них до трассы на Дебдеб было километра полтора так же по заброшенной, едва различимой бетонке. Именно эти хорошо видимые емкости местное палестинское подполье и рекомендовало использовать как укрытие и ориентир для встречи.
До первых лучей палящего солнца беглецы успели добраться к точке встречи. Потом начался ад. Хотя они и перемещались весь день вслед за тенью, но к полудню солнце оказалось в зените и сожрало тень. Железо раскалилось так, что даже на расстоянии метра стоял непереносимый жар. Как они дотянули до времени, когда наступили спасительные сумерки, они не могли вспомнить. Память стерла из сознания этот страшный период. Только к утру, когда с одним из патрулей удалось договориться, к емкостям подкатил старенький грузовичок. Обессиленных, изможденных беглецов затащили в кузов, закидали каким-то хламом и вывезли на конспиративную точку.
Глава 6
Почти сутки Батый провалялся в полевом госпитале, приходя в себя после тяжелых суток в пустыне. Ему ставили капельницу из-за сильного обезвоживания организма, кололи стимуляторы. Крепкий молодой организм быстро восстанавливался. Еще через сутки, когда он мог уже самостоятельно ходить, ему помогли улететь в Иорданию.
Через пару часов лайнер приземлился в уже знакомом ему аэропорту столицы. Отсюда его забрал на машине лично комендант лагеря. То, что Салех сам приехал за Юргеном, было проявлением не просто вежливости, это был знак признания и уважения равного. Дорога длинная, но и обсудить им предстояло немало.
– Молодец, Юсуф. Ты отлично справился, я горжусь знакомством с таким бойцом, как ты. Наше руководство хотело с тобой встретиться лично, поблагодарить, но из-за условий конспирации руководитель палестинской разведки вынужден был отказаться от встречи. Могу сказать тебе, что только посвященные знают название этого подразделения – «Мухаббарат аль-Амм». Я согласен с нашим руководителем, что ты наш лучший секретный агент и тебя надо беречь. Поэтому чем меньше людей про тебя знают, тем безопаснее. Он лучше других знает, насколько длинны руки у Моссада и ЦРУ. Так что все публичные лавры пусть достанутся Лейле Халеф и Садику Иссави. Они уже хорошо известны израильскому Моссаду, а какой-то Юсуф, хвала аллаху, пока в их картотеке не числится. Надеюсь, ты не в претензии? – араб широко улыбнулся. Вообще, это не было ему свойственно – всегда суровый, насупленный дядька с большим грузом проблем за плечами.
– Знаешь, Салех, нас, немцев, часто ругают за то, что у нас черный юмор.