– Царевич, скажи, пожалуйста, что это мне снится, – шепчет Зоя.
– Ммм… – Открывать глаза совсем не хочется, потому что я отлично знаю, что за этим последует.
– Даня!
– Зоя, не шуми, ты разбудишь весь лагерь, – бормочу я и только обнимаю ее крепче.
– Царевич, руки убрал! – возмущается она громким шепотом.
– И не подумаю! Так теплее!
– Даня, ну пожалуйста!
– Пожалуйста, что? – спрашиваю я тихо и провожу губами по тонкой полоске обнаженной кожи за ухом.
Зоя охает, а я прижимаю ее теснее.
– Даня! – хнычет она.
Я аккуратно поворачиваю девчонку к себе лицом и, почти касаясь ее губ своими, спрашиваю:
– Что?
– Что ты творишь? – выдыхает девчонка.
– Я? Пока ничего, – заверяю я ее и наконец целую.
Она возмущенно охает и отвечает. Неловко, мягко и так нежно, что у меня кружится голова. От невинных губ, от приглушенных вздохов, от робких касаний языка. Я схожу с ума от счастья и безумно боюсь ее напугать. Даже сквозь бесконечные слои одежды я слышу, как отчаянно бьется ее сердце.
– Зоя, – шепчу я. – Ты простишь меня?
В палатке по-прежнему темно, но даже в этом густом сумраке я вижу, как блестят от непролитых слез ее глаза. Девушка нервно кусает нижнюю губу и хмурится, но она все еще рядом, все еще в плотном кольце моих рук, и это дарит мне надежду.
– Зоя?
– Ты ведь не отстанешь? – спрашивает она.
– Мне очень жаль, но нет…