Притяжение Севера и Юга

Манекен снова пришёл в движение. Ведя руку Грейс, Эранор отразил атаку манекена, направляя вражеский кинжал вверх, и быстро, пока статуя опускала руку с кинжалом, ударил манекен в грудь, вонзая лезвие по самую рукоятку в лёд. Манекен застыл, его затрясло.

Вибрация пошла от рукоятки, по руке принца в руку Грейс. Если бы не Эранор, она бы дрогнула и, чуть подалась назад, вжимаясь в грудь принца крепче. Страх, пусть бой и постановочный, полностью под контролем принца, Грейс всё равно испытывала. Это нечто психологическое, глубокое. Нежелание навредить или разрушить. У принцессы недостаточно внутренней решимости причинить боль, тем более, она не готова убить. Найти это чувство внутри себя без острой надобности не так-то просто.

— Здесь солнечно сплетение, место, где проткнуть грудь легче всего, — манекен рассыпался на множество льдинок, имитируя смерть.

Девушка охнула… если бы это был человек, она бы убила его сейчас. Он бы упал, истекая кровью, а не разлетелся на мелкие осколки.

— Ты двигаешься быстро, у тебя крепкая рука, но плохой блок и уклоняться ты не умеешь. Чем дольше затягивается бой, тем больше ты устаёшь. Ты хорошо юркнула под руку манекена тогда, но открыла спину, и будь он чуть проворнее, то заколол бы тебя ещё до того, как ты очутилась на земле.

Эранору нравилась податливость Грейс, когда он встал за спиной и управлял ею. Это говорило о том, что она готова именно учиться, без капризов в духе «да, я это знаю!». Так бывает на Севере, с особенно гордыми женщинами, которым гордость не позволяет получить помощь. Да и не только женщины, у большинства начинающих воинов есть такие заскоки, но после первого реального боя с Эранором всё почему-то сразу начинают учиться.

Только после того, как закончил вводную лекцию, Эранор отпустил руку Грейс, а после погладил её по голове, сам не зная, зачем это сделал и более того, зачем-то сжал один пучок светлых волос принцессы пальцами, будто проверяя, настоящий ли он. Удивительно, почему светлые волосы, пахнущие маслами, было трогать так приятно?

Когда рука Эранора коснулась макушки, Грейс замерла, опустив янтарные глаза в траву. В этот раз сердце зашлось, точно бешеное, качая кровь по венам. Тело словно онемело, с ума сходило. Но ведь это ерунда полная! В невинном братском жесте нет ничего предосудительного, и когда мужчина отступил, Грейс ругала себя за такую идиотскую реакцию. Впрочем, всё, что она испытывала, происходило без какого либо отчёта и контроля. Это-то и беспокоило.

Эранор со спины не видел реакции принцессы на прикосновение к ее волосам, наверное, увидь он это, сам бы провалился сквозь землю от смущения. Ведь даже для него в этом было что-то куда более интимное. Хотя принц быстро отмахнулся от этой мысли.

— Я понимаю, — лишь когда принц отпустил Грейс, их тела отдалились, руки разъединились, она поправила рукав рубашки и улыбнулась. На теплой коже всё ещё чувствовалось прикосновение пальцев принца, — значит, не резать, точно бекон, а колоть, как сахар. Звучит просто, хах.

— Не советую ассоциировать с едой, потом есть не сможешь.

Принц снова взмахнул рукой, повелевая манекену восстать из ледяного праха невредимым. Целый и невредимый, переливающийся в лучах южного солнца.

— Для начала учись отбивать удар клинка и правильно дышать. Направляй руку туда, куда тебе выгоднее, чтобы быстро разрушить блок противника и провести атаку, — Эранор забрал свой меч из рук высокого манекена. Всё же, ему тоже нужно поддерживать себя в форме, хотя бы здесь, раз до тренировочного поля он так и не дошёл сегодня.

Эранор не занимал никакой боевой стойки, так как не видел в них смысла, а вот манекен с его рост держал кинжал, прикрывая им свое тело. Эранор опустил меч остриём вниз и медленно зашагал вокруг куклы, та поворачивалась вместе с ним. Никто не нападал первым около минуты, потом статуя резко сдвинулась, целясь кинжалом Эранору под ребра, но принц отбил лезвие клинка с такой силой, что руку статуи отбросило назад, и весь блок, который был у противника, разрушился на глазах. Эранор сократил расстояние и ударил мечом по открытому плечу статуи, выдыхая, потом повернул клинок и, взявшись за него двумя руками, мощным ударом снёс голову манекена.

Не считая их заминки в начале, сам бой окончился за считанные секунды. Выиграл тот, кто оказался быстрее. И когда кукла рассыпалась после отсечения головы, принц испытал какое-то умиротворение.

— Ого! Впечатляет!.. — воскликнула принцесса в изумлении, когда голова манекена слетела с ледяных плеч, описав внушительную дугу в воздухе, — такому мастерству учиться с детства!.. Знаешь, кажется, мне страшно ранить даже манекен. Что уж говорить о живом человеке. Скажи, как ты научился такому хладнокровию? Ведь когда-то и ты понимал, что ранишь живое существо, что можешь убить?

В этот миг Эранор понял, почему шар с оленем лежал в комнате принцессы нетронутым. Она не хотела разрушать красоту. В принцессе было слишком много созидательной энергии — она любила создавать. Шить, вязать, ткать, мастерить украшения и даже рисовать. Любила свой сад, в котором выращивала фрукты. И всякий раз, когда Эсфея ломала цветы от поклонников, Тэса рвала рукава или подол платьев, сердце Грейс обливалось кровью. Она ненавидела звон посуды, треск стекла. А сейчас стояла в рассеянности.

— Это не хладнокровие, Грейс. Мне постоянно снятся убитые, а за некоторые смерти я никогда себя не прощу. Скорее, это просто понимание, что либо ты, либо тебя. Но иногда бывает, что убийство — единственный путь. Хаааа… Когда я первый раз убил, то выблевал свой ужин, захлёбываясь слезами, и почти неделю ничего толком не ел. Мне было тринадцать.

Эранор не видел в этом ничего постыдного, да, он расстался со своим ужином, да, он ревел так, что даже отец не мог его успокоить, потому что тогда было страшно. Сейчас страх уже исчез, но это всё равно тяжело. Он не зверь и не может убивать, совсем ничего не чувствуя. Сложнее всего было не потерять себя после того, как количество крови на руках стало увеличиваться.

Видеть во сне убитых противников — жутко даже просто со слов Эранора. Грейс притихла на миг, с сожалением глянула на принца, но при этом, взгляд её не был снисходительным. В нём было тихое восхищение силой, которая казалась чем-то недостижимым маленькой южанке.